ты гляди на гладь океана он так сияет
Ты гляди на гладь океана он так сияет
Aika Yoshioka: Kurenai no Ito (Hakuouki Movie1 ED) [Перевод: laci]
Айка Ёсиока: Алая нить судьбы (Хакуоки Фильм 1 Эндинг)
Небес бирюзу и голубизну
залило лавой.
Красит огненный закат людей и всю страну
цветом кровавым.
Рассыплю слезы щедро
на небосклоне, тонущем в дыму, —
пусть свет любви, что в них горит,
вместо звезд тебя ведет сквозь тьму!
Алеет нить судьбы, связуя на века,
и даже если всё против нас,
в тебя я верю и иду в руке рука
с тобой сквозь времена.
Зову в кошмарных снах зря до хрипоты
я тебя, плача, —
стирает на глазах огонь твои черты,
в мареве прячет.
Проснусь и вытру слезы,
над тобой в молитве рук воздвигну цитадель.
Прошу я небо — пусть она
защитит тебя в любой беде!
Я верю, что рассвет
однажды наступит,
и твой справедливости мир
воссияет навсегда,
и знамя истинности вновь
увидим мы в лучах зари.
Алеет нить судьбы, связуя на века,
и даже если всё против нас,
в тебя я верю и иду в руке рука
с тобой сквозь времена.
Aika Yoshioka: Soukyuu no Hata (Hakuouki Movie 2 ED) [Перевод: laci]
Айка Ёсиока: Стяг лазурных небес (Хакуоки Фильм 2 Эндинг)
Слепит сиянье небес, стоит ввысь направить взор —
ясных лиц череду в них вижу без конца.
Нет, вы не в памяти — вы живы до сих пор,
и до сих пор ваш реет стяг у нас в сердцах!
Собой от мрака полдень заслонив,
вы бросились вперед, и без сомнений
рассекали тьму, как сакура в полете весеннем,
гоня прочь тревог дни.
Я и жизнь бы отдала ради тех, кто дорог мне.
Зову вас с любовью, с мольбой о встрече.
До выдоха последнего любить вас буду искренне, вечно — все сильней.
Чиста лазурь надо мной. Где вы, там ли вы сейчас?
По любимым тоскую я все горячей.
Без плача по именам позову я вас,
и поспешит ко мне с небес поток лучей!
Цветы, кружа, касаются земли,
как семена дней завтрашних счастливых.
Так же и вы, сквозь время смут летя торопливо,
нам будущее создать смогли.
Устремленья ваших душ поколениям нести
я буду каждым делом и каждым словом.
Когда-нибудь и я уйду за вами вслед и встречу вас снова
в вечности.
Как безгранична лазурь! Стоит ввысь направить взор —
свет тех дней драгоценных вижу без конца.
Прощаться незачем — вы живы до сих пор,
и наши с вами в унисон стучат сердца!
За годом год, как и сейчас,
сакуры по всей стране цветут.
Яркими вспышками горя, с веток взмывают вновь залпом в честь вас
лепестки, как салют!
Слепит сиянье небес, стоит ввысь направить взор —
вижу лица любимых, к ним душой летя.
Нет, вы не в памяти — вы живы до сих пор,
и до сих пор ваш реет стяг!
Как безгранична лазурь! Стоит ввысь направить взор —
свет тех дней драгоценных вижу без конца.
Прощаться незачем — вы живы до сих пор,
и наши вечно в унисон стучат сердца!
Стучат сердца!
Стихотворения О. Мандельштама
I. СТИХИ «ВОЛЧЬЕГО ЦИКЛА» 1931
Колют ресницы, в груди прикипела слеза.
Чую без страху, что будет и будет гроза.
Душно, — и все-таки до смерти хочется жить.
С нар приподнявшись на первый раздавшийся звук,
Дико и сонно еще озираясь вокруг,
Так вот бушлатник шершавую песню поет
В час, как полоской заря над острогом встает.
За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей:
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей.
Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
Ни кровавых костей в колесе,
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
Мне в своей первобытной красе.
Уведи меня в ночь, где течет Енисей
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет.
Ночь на дворе. Барская лжа!
После меня — хоть потоп.
Что же потом? — храп горожан
И толкотня в гардероб.
Так затверди на зубок:
С шапкой в руках, шапку в рукав
И да хранит тебя Бог!
Нет, не спрятаться мне от великой муры
Я трамвайная вишенка страшной поры
И не знаю, зачем я живу.
Ты со мною поедешь на «А» и на «Б»
Посмотреть, кто скорее умрет.
А она — то сжимается, как воробей,
То растет, как воздушный пирог.
И едва успевает грозить из дупла
У кого под перчаткой не хватит тепла,
Чтоб объехать всю курву-Москву.
Я с дымящей лучиной вхожу
К шестипалой неправде в избу:
Ведь лежать мне в сосновом гробу!
А она мне соленых грибков
Вынимает в горшке из-под нар,
А она из ребячьих пупков
Подает мне горячий отвар.
— Захочу, — говорит, — дам еще…
Ну, а я не дышу — сам не рад.
Шасть к порогу — куда там! — в плечо
Уцепилась и тащит назад.
Тишь да глушь у нее, вошь да мша,
— Ничего, хорошо, хороша!
Я и сам ведь такой же, кума.
Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма,
За смолу кругового терпенья, за совестный деготь труда…
Так вода в новгородских колодцах должна быть черна и сладима,
Чтобы в ней к Рождеству отразилась семью плавниками звезда.
И за это, отец мой, мой друг и помощник мой грубый,
Обещаю построить такие дремучие срубы,
Чтобы в них татарва опускала князей на бадье.
Лишь бы только любили меня эти мерзлые плахи,
Я за это всю жизнь прохожу хоть в железной рубахе
И для казни петровской в лесах топорище найду.
II. «АРЕСТНЫЕ» СТИХИ 1933
Холодная весна. Голодный Старый Крым.
Как был при Врангеле — такой же виноватый.
Овчарки на дворах, на рубищах заплаты,
Такой же серенький, кусающийся дым.
Все так же хороша рассеянная даль.
Деревья, почками набухшие на малость,
Стоят, как пришлые, и вызывает жалость
Вчерашней глупостью украшенный миндаль.
Природа своего не узнает лица,
Их тени страшные — Украины, Кубани…
Как в туфлях войлочных голодные крестьяне
Калитку стерегут, не трогая кольца.
Старый Крым. Апрель-май
Пустая без всяких затей,-
И слышно, как булькает влага
По трубам внутри батарей.
Имущество в полном порядке,
Лягушкой застыл телефон.
Видавшие виды манатки
На улицу просятся вон.
А стены проклятые тонки,
И я как дурак на гребенке
Обязан кому-то играть…
Наглей комсомольской ячейки
И вузовской песни наглей
Присевших на школьной скамейке
Учить щебетать палачей!
Пайковые книги читаю,
Пеньковые речи ловлю
И грозное баюшки-баю
Колхозному баю пою.
Чесатель колхозного льна,
Чернила и крови смеситель
Достоин такого рожна.
Какой-нибудь честный предатель,
Проваренный в чистках, как соль,
Такую ухлопает моль…
Давай же с тобой, как на плахе,
Тебе, старику и неряхе,
Пора сапогами стучать.
И вместо ключа Ипокрены
Домашнего страха струя
Ворвется в халтурные стены
Московского злого жилья.
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны
И слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются глазища,
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Он один лишь бабачет и тычет.
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз,
Что ни казнь у него — то малина
И широкая грудь осетина.
III. ИЗ ПЕРВОЙ ВОРОНЕЖСКОЙ ТЕТРАДИ 1935
Переуважена, перечерна, вся в холе,
Вся в холках маленьких, вся воздух и призор,
Комочки влажные моей земли и воли…
В дни ранней пахоты черна до синевы,
Тысячехолмие распаханной молвы:
Знать, безокружное в окружности есть что-то.
И все-таки земля — проруха и обух:
Не умолить ее, как в ноги ей ни бухай.
Гниющей флейтою настраживает слух,
Кларнетом утренним зазябливает ухо…
Как на лемех приятен жирный пласт,
Как степь лежит в апрельском провороте!
Ну, здравствуй, чернозем: будь мужествен, глазаст,
Черноречивое молчание в работе…
Как на Каме-реке глазу темно, когда
На дубовых коленях стоят города.
В паутину рядясь, борода к бороде,
Жгучий ельник бежит, молодея в воде.
Упиралась вода в сто четыре весла,
Вверх и вниз на Казань и на Чердынь несла.
Там я плыл по реке с занавеской в окне,
С занавеской в окне, с головою в огне.
И со мною жена пять ночей не спала,
Пять ночей не спала — трех конвойных везла.
Полноводная Кама неслась на буек.
И хотелось бы гору с костром отслоить,
Да едва успеваешь леса посолить.
И хотелось бы тут же вселиться — пойми
В долговечный Урал, населенный людьми.
И хотелось бы эту безумную гладь
В долгополой шинели беречь, охранять.
Я не хочу средь юношей тепличных
Разменивать последний грош души.
Но, как в колхоз идет единоличник,
Я в мир вхожу — и люди хороши.
Люблю шинель красноармейской складки,
Длину до пят, рукав простой и гладкий
И волжской туче родственный покрой,
Чтоб, на спине и на груди лопатясь,
Она лежала, на запас не тратясь,
И скатывалась летнею порой.
Проклятый шов, нелепая затея,
Нас разлучили. А теперь, пойми,
Я должен жить, дыша и большевея,
И, перед смертью хорошея,
Еще побыть и поиграть с людьми!
Подумаешь, как в Чердыни-голубе,
Где пахнет Обью и Тобол в раструбе,
В семивершковой я метался кутерьме.
Стук дятла сбросил с плеч. Прыжок. И я в уме.
И ты, Москва, сестра моя, легка,
Когда встречаешь в самолете брата
До первого трамвайного звонка,-
Из дерева, стекла и молока.
Мирволила, журила, не прочла,
Но возмужавшего меня, как очевидца,
Заметила — и вдруг, как чечевица,
Адмиралтейским лучиком зажгла.
Я должен жить, живя и большевея,
Работать речь, не слушаясь, сам-друг.
Я слышу в Арктике машин советских стук,
Я помню всё — немецких братьев шеи
И что лиловым гребнем Лорелеи
Садовник и палач наполнил свой досуг.
И не ограблен я и не надломлен,
Но только что всего переогромлен.
Как «Слово о полку», струна моя туга,
И в голосе моем после удушья
Сухая влажность черноземных га…
День стоял о пяти головах. Сплошные пять суток
Я, сжимаясь, гордился пространством за то, что рослона дрожжах.
Сон был больше, чем слух, слух был старше, чем сон — слитен, чуток…
А за нами неслись большаки на ямщицких вожжах.
День стоял о пяти головах и, чумея от пляса,
Ехала конная, пешая, шла черноверхая масса:
Глаз превращался в хвойное мясо.
На вершок бы мне синего моря, на игольное только ушко,
Чтобы двойка конвойного времени парусами неслась хорошо.
Сухомятная русская сказка! Деревянная ложка — ау!
Где вы, трое славных ребят из железных ворот ГПУ?
Чтобы Пушкина чудный товар не пошел по рукам дармоедов,
Молодые любители белозубых стишков.
На вершок бы мне синего моря, на игольное только ушко!
Поезд шел на Урал. В раскрытые рты нам
За бревенчатым тыном, на ленте простынной
Утонуть и вскочить на коня своего!
IV. ИЗ ВТОРОЙ ВОРОНЕЖСКОЙ ТЕТРАДИ ЗИМА 1936/1937
Из-за домов, из-за лесов,
Длинней товарных поездов,
Гуди, помощник и моих трудов,
Садко заводов и садов.
Гуди, старик, дыши сладко,
Как новгородский гость Садко
Под синим морем глубоко,
Гуди протяжно в глубь веков,
Гудок советских городов.
Когда заулыбается дитя
С развилинкой и горести и сласти,
Концы его улыбки, не шутя,
Уходят в океанское безвластье.
Ему невыразимо хорошо,
И радужный уже строчится шов
Для бесконечного познанья яви.
И цвет и вкус пространство потеряло,
Хребтом и аркою поднялся материк,
Улитка выползла, улыбка просияла,
Как два конца их радуга связала,
И в оба глаза бьет атлантов миг.
Мой щегол, я голову закину,
Поглядим на мир вдвоем.
Зимний день, колючий, как мякина,
Так ли жестк в зрачке твоем?
Хвостик лодкой, перья черно-желты,
Ниже клюва в краску влит,
Сознаешь ли, до чего щегол ты,
До чего ты щегловит?
Черн и красен, желт и бел!
В обе стороны он в оба смотрит — в обе!
Не посмотрит — улетел!
Не у меня, не у тебя — у них
Вся сила окончаний родовых:
Их воздухом поющ тростник и скважист,
И с благодарностью улитки губ людских
Потянут на себя их дышащую тяжесть.
Нет имени у них. Войди в их хрящ,
И будешь ты наследником их княжеств,-
И для людей, для их сердец живых,
Блуждая в их развилинах, извивах,
Изобразишь — и наслажденья их,
И то, что мучит их в приливах и отливах…
Внутри горы бездействует кумир
В покоях бережных, безбрежных и хранимых,
А с шеи каплет ожерелий жир,
Оберегая сна приливы и отливы.
Когда он мальчик был и с ним играл павлин,
Его индийской радугой кормили,
Давали молока из розоватых глин
И не жалели кошенили.
Кость усыпленная завязана узлом,
Он улыбается своим широким ртом,
Он мыслит костию, и чувствует челом,
И вспомнить силится свой облик человечий.
Эта область в темноводье
Я люблю ее рисунок,
Он на Африку похож.
Дайте свет: прозрачных лунок
На фанере не сочтешь…
Белизна снегов гагачья
Я кружил в полях совхозных,
Полон воздуха был рот,
Солнц подсолнечника грозных
Прямо в очи оборот.
Въехал ночью в рукавичный,
Снегом пышущий Тамбов,
Белый, белый, бел-покров.
Трудодень страны знакомой
Я запомнил навсегда,
Где я? Что со мной дурного?
Степь беззимняя гола.
Это мачеха Кольцова,
Шутишь — родина щегла!
Только города немого
В гололедицу обзор,
Только чайника ночного
Сам с собою разговор…
В гуще воздуха степного
Да украинская мова
Их растянутых гудков.
Вехи дальнего обоза
Сквозь стекло особняка.
От тепла и от мороза
Близкой кажется река.
Не еловый, а лиловый,
И какая там береза,
Не скажу наверняка:
Лишь чернил воздушных проза
Как подарок запоздалый
Я люблю ее сначала
Хороша она испугом,
Как начало грозных дел:
Перед всем безлесным кругом
Но сильней всего непрочно-
Полукруглый лед височный
Речек, бающих без сна…
Оттого все неудачи,
Что я вижу пред собой
Внук он зелени стоячей
И купец травы морской.
Там, где огненными щами
С говорящими камнями
Камни трогает клещами,
Щиплет золото гвоздей.
У него в покоях спящих
У того в зрачках горящих
Клад зажмуренной горы,
И в зрачках тех леденящих,
Шароватых искр пиры.
Твой зрачок в небесной корке.
Обращенный вдаль и ниц,
Слабых, чующих ресниц.
Будет он, обожествленный,
Кинь его вдогонку мне!
Он глядит уже охотно
Светлый, радужный, бесплотный,
На холсте уста вселенной, но она уже не та…
В легком воздухе свирели раствори жемчужин боль.
8 синий, синий цвет синели океана въелась соль…
Цвет воздушного разбоя и пещерной густоты,
Складки бурного покоя на коленях разлиты.
На скале черствее хлеба — молодых тростинки рощ,
И плывет углами неба восхитительная мощь.
Как сокол, закольцован,
И нет ко мне гонца,
И дом мой без крыльца.
Другие статьи в литературном дневнике:
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
kirkiimad, nowk — Ты смотрела аниме
Слушать kirkiimad, nowk — Ты смотрела аниме
Текст kirkiimad, nowk — Ты смотрела аниме
Ну зачем, ну зачем ты смотрела аниме
Теперь Сайтама не самый сильный на земле
Ну зачем, ну зачем ты смотрела аниме
Теперь Сайтама не самый сильный на земле
Ты смотрела аниме, завернувшись в одеяло
Пока мама выделяла тебе комнату в семье
Вода льется водопадом и кипит японский рамен
Анимешникам отрада, свою жизнь ты про…
Ты смотрела аниме, завернувшись в одеяло
Пока мама выделяла тебе комнату в семье
Вода льется водопадом и кипит японский рамен
Анимешникам отрада, свою жизнь ты про…
За окном сверкает молния, это не природное
Тренирую технику Чидори я
Деку, Деку, Деку я, волосы зеленые
У меня причуда, я как Изуку Мидория
У меня клинок, я не бездомный, но я бог
Сам себе воздвигну храм, и буду жить в нем тут и там
Разрубая демонов, я сохраняю мир
Мир, в котором люди делают аниме-е-е
Ты смотрела аниме, завернувшись в одеяло
Пока мама выделяла тебе комнату в семье
Вода льется водопадом и кипит японский рамен
Анимешникам отрада, свою жизнь ты про…
Ты смотрела аниме, завернувшись в одеяло
Пока мама выделяла, тебе комнату в семье
Вода льется водопадом и кипит японский рамен
Анимешникам отрада, свою жизнь ты про…
Да, во мне нет магии, но есть свой гримуар
Пятилистный черный клевер во мне силу отыскал
Соблюдая десять заповедей, прилетаю я
Третий из семи грехов, я Лисий грех — бессмертный Бан
Ты мой Белый Зецу, я твой Обито Учиха
В этом мире нету жизни, без тебя так тихо
Я твой Хиро, Хиро, ты моя Ноль Два
Мы как пестик и тычинка, друг без друга никуда
Ты смотрела аниме, завернувшись в одеяло
Пока мама выделяла тебе комнату в семье
Вода льется водопадом и кипит японский рамен
Анимешникам отрада, свою жизнь ты про…
Ты смотрела аниме, завернувшись в одеяло
Пока мама выделяла тебе комнату в семье
Вода льется водопадом и кипит японский рамен
Анимешникам отрада, свою жизнь ты про…
Прокачу тебя на Франксе, я не Хиро, но собрался
В моей жизни много красок, но не столько, сколько масок
Я живу в цикличном мире, я делаю reset
Рэм, прости, но я люблю Эмилию
Ты смотрела аниме, завернувшись в одеяло
Пока мама выделяла тебе комнату в семье
Вода льется водопадом и кипит японский рамен
Анимешникам отрада, свою жизнь ты про…
Ты смотрела аниме, завернувшись в одеяло
Пока мама выделяла, тебе комнату в семье
Вода льется водопадом и кипит японский рамен
Анимешникам отрада, свою жизнь ты про…
Куплеты Йевы
Я пропою куплеты Евы
Из этой розовой тетради.
Я думал здесь собрались девы.
А здесь одни лишь только бл. и!
Какой-то старый лысый поп
Свою козу в сарае. гладил,
Чего-то с нею не поладил,
Она боднула его в лоб.
Себя от холода страхуя
В кабак вошли четыре. деда.
Там просидели до обеда,
О всякой всячине толкуя.
Себя от холода страхуя
В кабак вошли четыре. деда.
У одного из под тулупа
Торчала конская. уздечка.
Себя от холода страхуя,
Купил доху я на меху я,
Но с той дохой дал маху я:
Доха не греет. абсолютно.
У атамана Гандалyпа
Была огромная. сноровка!
Семизарядная винтовка
И три енотовых тулупа
У атамана Козалупа
Была отменная. сноровка,
Семизарядная винтовка
И к ней два новеньких шурупа.
На берег выплыли два трупа.
У одного торчит. печенка.
А их нашедшая девчонка
Чему-то улыбнулась глупо.
А на лугу лежат два трупа
У одного торчит. запонка
И проходящая девчонка
Сказала: «Дядя, это глупо»
В аптеку шел старик Гордон,
Хотел купить себе. таблетки,
Но деньги он забыл в жилетке
И тем был страшно огорчен.
Пошел в аптеку сэр Гордон
Чтобы купить себе. таблетки,
Но деньги он забыл в жилетке
Чему ужасно огорчен.
Какой-то маленький вассал
Все стены замка. обошел
И на воротах написал,
Что ничего он не нашел.
Какой-то маленький вассал
Все двери замка. обошел
Но никого там не нашел
И на воротах написал.
«Маркиз вошел с маркизой в сделку,
Маркиз сломал маркизе. брошку.
Обломки выбросил в окошко
Чтоб не узнали о проделке.»
Побив повстанческую рать
Три мушкетера сели. кушать.
Все приготовилися слушать,
А д’Артаньян начал брехать.
А в магазине между касс
Стоял какой-то. мужичок
И у него из-под тулупа
Торчала конская. уздечка.
Старик Михеич издавна
Носил с собой кусок. газеты.
Она ему, газета эта,
Для агитации нужна.
Во глубине сибирских руд
Два парня девушку. ласкают
Не пропадет их скорбный труд
Лет по 15 им вкатают.
Во глубине сибирских руд
Два парня девушку. спасают
Не пропадет их скорбный труд
Лет по 15 им дадут
На берегу сидят два зайца
У одного отвисли. уши
Они пришли сюда послушать
Как плещет море-океан
Какой-то русский генерал
Всех баб в селе. перехитрил
Но, видит Бог, он маху дал
Болезнь лихую подхватил.
В кабак зашла кинозвезда
У ней широкая. натура
И погулять она не дура
Хотя и замужем была.
Король двенадцатый Луи
Велел отрезать всем. по пальцу
За то, что бедные страдальцы
Доспехи пропили свои.
Наш граф известен был везде:
Он бил графиню по. субботам,
Чтобы отбить у ней охоту
К английской верховой езде.
На берегу, поросшем маком,
Художник ставил деву. в позу,
И рисовал с нее он розу
И покрывал картину лаком.
В полях, заросших диким маком,
Художник ставит даму. в позу.
Обрисовав ее как розу,
Картину покрывает лаком.
А в пирамиде Эхеопса
Где конь с кобылою. пасется
Я взял кобылу за узду
И почесал ее. подмышку
У стен священного Хеопса
Священный бык с коровой. пасся,
И открывался чудный вид
Со всех окрестных пирамид.
А футболисты сняли бутсы
Они с девчонками. играют
А те конечно понимают
И шире ноги расставляют
А на волнах качался буй
К нему подплыл какой-то. дядя
Кричали дяде: «Не балуй,
А то дельфин откусит. ногу.
А на волнах качался буй
К нему подплыл какой-то. дядя
И отплывая от буя
Мужик остался без. ноги.
А по широкой водной глади
Плывут какие-то две. девы
Ну а за ними в стиле брасс
Плывет какой-то. мастер спорта
Стиль баттерфляй на водной глади
Нам демонстрировали. девы!
А мимо буя стилем брасс
Проплыл какой-то. мастер спорта!
Стиль баттерфляй на водной глади
Продемонстрировали. девы.
Закройте толстые тетради,
Я вам пропел куплеты Евы.
Мой юный друг! В глухой ночи
Стихи прочти и по … размысли.
Они полны глубокой мысли,
Но ты об этом умолчи!
Речь Демьяна Клюева,
Стихоплета … знатного,
Для детей заштатного
Города Кукуева.
Меня простите, Бога ради!
Я знал, что здесь собрались … дети
Я б вам прочел куплеты эти,
Но дома позабыл тетради.
И, чтоб не возвращаться вспять,
Давайте вместе вспоминать:
Мой друг Евгений очень крут,
Но все равно его … не любят.
Не пожурят, не приголубят
И даже в гости не зовут.
А друг Кирилл – звезда в Европе.
Он рыжий чуб завил на … пальчик.
Кирюшу знает каждый мальчик
От Магадана до Майкопа.
А Николай, не зная страха, всех дружно посылает … к морю,
Чтоб там, на голубом просторе,
Забилось сердце вольной птахой!
Василий, навещая Степу,
Его всегда целует в … щеку.
И тут же дарит Степе много
Открыток с баснями Эзопа.
Андрей разглядывает в лупу
Свою истертую. монету.
Он нумизмат, и значит это,
Что нам над ним смеяться глупо.
Валерий под журчанье струй
В фонтане мыл свой толстый… свитер.
Он по случайности им вытер
Свои ботинки по утру.
Два футболиста скинув бутсы
Друг с другом яростно… судачат
И о голах и о подачах,
И вместе плачут и смеются.
Мой друг по имени Антон
Надел на голову… бейсболку,
Но в этом было мало толку,
Февраль – бейсболу не сезон
Семен приятеля целуя
Щипнул его за кончик… носа.
Мы здесь поставим знак вопроса,
Поскольку Сему не пойму я.
В одежде пестрого раскраса
Олег похож на… падишаха
И на него с тоской и страхом
Глядят не только папуасы.
Четыре маленьких китайца
В дверной щели зажали… веер,
Иначе им ни кто не верит
Что он не может поломаться.
Мне с детства так хотелось, чтоб
Меня мой старший братец … понял,
Но он про гордость мне долдонил,
Как самый распоследний сноб!
Граф, зайдя в английский клоб,
Там увидел много … сброда
И, храня престиж породы,
Вышел вон, нахмурив лоб!
Правило дурного тона –
Целоваться без … любви.
У любви свои законы:
Улетела – не лови!
Ребята! Я повинен в том,
Что стих мой отдает … весельем.
Не знаю, насмеялись все ли,
Но я горжусь своим пером!