такие черевички какие редкая панночка носит
Такие черевички какие редкая панночка носит
Повесть Гоголя «Ночь перед рождеством», входящая в цикл ранних его повестей под общим названием «Вечера на хуторе близ Диканьки», – произведение программное для писателя: в нем обозначены многие темы, идеи, образы, характеры, судьбы, герои, которые будут сопровождать великого художника на всем его сложном пути. В повести этой создан замечательный эпически масштабный образ простого человека – кузнеца Вакулы, перед энергией которого, умом и трудолюбием отступают злые козни, злые силы, людские пороки и происки чертей.
Кузнец Вакула – единственный в своем роде гоголевский характер, в котором запечатлены мечты писателя о сильной и гармонической натуре, созданной для свободного, радостного, полезного труда. Обычно говорится, что Гоголь не писал образов положительных, что, в совершенстве раскрывая души мертвые, он заставлял ненавидеть их, отвергал и тем самым утверждал идеалы добра, воспевал честность и добродетель.
Все это так, но прежде чем Гоголь осознал назначение своей музы и, по его собственному выражению, «припряг подлеца», чтобы выставить его на всенародное осмеяние, он заострил свое перо на характерах благородных.
Не создав образа мечтателя о всеобщей справедливости, милого юноши Ганца Кюхельгартена, в первой своей стихотворной поэме, не написав жизнеутверждающего характера кузнеца Вакулы, не воспев мужественного народного богатыря Тараса Бульбу, Гоголь, может быть, не смог бы так полно осознать и свою подвижническую задачу – обличение мертвых душ тогдашней России во имя будущей ее изумительной жизни.
И хотя схематичным было бы разделение, у классиков особенно, на героев положительных и персонажей обличаемых – хотя у Гоголя и те и другие постоянно встречаются, соседствуют на страницах одних и тех же произведений, – все-таки важно и должно обозначить ведущее направление данной повести, пьесы, данного конкретного этапа творчества. А ведущей интонацией первых прозаических творений Гоголя была все же интонация оптимистическая, светлая, жизнелюбивая.
Создавая сильные и цельные характеры, Гоголь как бы искал ту архимедову точку опоры, утвердившись на которой можно перевернуть мир. В дальнейшем он попытается перевернуть несправедливый мир сокрушительным огнем сатиры, но для этого художнику надо будет знать, что за ним стоят такие герои, как кузнец Вакула, несгибаемые защитники родной земли Тарас Бульба и его сын Остап.
Кузнец Вакула занимает особое место и среди немногочисленных положительных образов гоголевского творчества. Если Тарас и Остап раскрывались как замечательные натуры на поле брани, то характер Вакулы раскрывается вне битв и народных потрясений, когда выявиться мужеству и благородству души сложнее.
С первых же страниц повести Гоголь обращает внимание читателей на замечательное свойство Вакулы – кузнец постоянно занят делом, к нему отовсюду стекаются люди с бесчисленными просьбами: тому починить бричку, тому сделать сундук, тому расписать узорами новую посуду, – вся Диканька пользовалась мисками, раскрашенными Вакулой. Если кузнец кому-нибудь хочет напомнить о себе, то говорит только о сделанной работе. В Петербурге встречается Вакула с запорожцами, приехавшими по общинным своим делам. Сначала они не узнают бедного просителя, но Вакула напоминает: «Это я, Вакула, кузнец! Когда проезжали осенью через Диканьку… новую шину тогда поставил на переднее колесо вашей кибитки…»
Даже любимой, Оксане, кузнец рассказывает о своем деле: он готовит ей роскошный подарок – окованный железом ларец, расписанный пылающими красными и синими цветами. Жар своей души передает Вакула, рассказывая о «жарком» сиянии рисунков для Оксаны; он думает, что покорить девушку можно скорее всего трудолюбием, верностью своему делу, надежностью своих крепких рук. Однако капризная Оксана не ценит скромности влюбленного, ей подавай необычные, богатые подарки, к примеру туфли, «которые носит сама царица». Но не понятый Оксаной Вакула не изменяет себе – только на свои силы, на свой труд рассчитывает этот мужественный и честный герой Гоголя.
Любопытно, что даже в самые дурные минуты, когда Оксана так и не отвечает на его пылкую любовь, Вакула не предается бесцельной печали, как иные романтические герои, не посылает неумолимой красавице жестокие упреки. Кузнец Вакула, расстроившись после очередного неудачного свидания с Оксаной, «рассеянно оглядывал углы своей хаты…» и «наконец остановил глаза на мешках: „Зачем тут лежат эти мешки? их давно бы пора убрать отсюда. Через эту глупую любовь я одурел совсем. Завтра праздник, а в хате до сих пор лежит всякая дрянь. Отнести их в кузницу!“
Примечательная деталь: глаза и руки трудового человека постоянно ищут дела. «Через эту глупую любовь я одурел совсем» – так не скажут ни романтический пушкинский Алеко, ни демонические лермонтовские герои. Так может сказать только гоголевский Вакула, оседлавший даже самого черта, когда тот понадобился ему для дела. И черт, никуда и никому не нужный, пошел в дело, и его употребил кузнец на пользу. Повез-таки его на себе нечистый в Петербург, за туфельками для Оксаны.
Замечательна и всегдашняя тяга Вакулы к прекрасному, умение ценить и понимать творческий труд. Какие бы дорогие предметы ни увидел Вакула, он ценит вещи по вложенному в них труду. Вот и во дворец попал Вакула, но не царица, не придворные занимают диканьского кузнеца. Перед картинами прославленных мастеров как вкопанный остановился Вакула. Есть у него, жителя далекого хутора, врожденное чувство прекрасного, живое ощущение красоты, запечатленной рукою мастера. «Что за картина! что за чудная живопись! – рассуждал он, – вот, кажется, говорит! кажется, живая. а краски! боже ты мой, какие краски!» Внимание кузнеца привлекает здесь каждая мелочь, выполненная с душой, каждая деталь, близкая его профессии. «Сколь, однако ж, ни удивительны сии малевания (думал кузнец о картинах. – И. В.), но эта медная ручка, – продолжал он, подходя к двери и щупая замок, – еще большего достойна удивления. Эк какая чистая выделка. » И по лестнице не прошел он зевая. Не богатством дворцовым был ослеплен, но мастерством безвестных сотен и сотен Вакул и Иванов, создававших всю эту рукотворную красоту дворцовых покоев. «…Что за перила (думал кузнец. – И. В.)! какая работа!» «Работа» – вот главное, что составляет реальный смысл жизни гоголевского Вакулы, героя фантастической повести о том, как нечистая сила шлялась по земле в ночь перед рождеством.
Фантастический мир повести удивительно и органически переплетается с земными мыслями кузнеца Вакулы о работе, с его пылким удивлением перед людьми, умеющими создавать прекрасное. И честная работа Вакулы – сделанные им сундуки, телеги, колеса – оказывается в конце концов гораздо большим чудом, нежели все чудеса, какие может показать ведьма, да и сам черт. Их чудеса рассыпаются в прах вместе с голосом первого петуха, – чудеса, созданные трудом, оживают при свете дня, навсегда остаются достоянием благодарного человечества.
В «Ночи перед рождеством» по-гоголевски неназойливо и весело переплетаются явь и вымысел, вольная фантазия и достоверное описание быта. Это именно к книге, в которой помещена повесть «Ночь перед рождеством», – повесть, где наравне с людьми действуют черти и ведьмы, приложен, список не переведенных Гоголем с украинского слов. Как художник, он чувствовал, что никакие тождественные обозначения не помогут сохранить аромат родной Украины. Именно поэтому в предисловии перед «Вечерами…» стоит знаменитый гоголевский список, где значится: «Баштан – место, засеянное арбузами и дынями… Галушки – клецки… Горлица – танец. Гречаник – хлеб из гречневой муки… Дукат – род медали, носимой на шее женщинами… Курень – соломенный шалаш… Пивкопы – двадцать пять копеек…» Не станем перечислять далее все, что выписал заботливой рукой сам писатель, помогая будущим своим читателям понять смысл непереведенных слов и не потерять при этом ни крупицы их плотности, ни черточки их уникального именно на этом языке смысла.
ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Вечера на хуторе близ Диканьки
НАСТРОЙКИ.
СОДЕРЖАНИЕ.
СОДЕРЖАНИЕ
Николай Васильевич Гоголь
Вечера на хуторе близ Диканьки
Повести, изданные пасичником Рудым Паньком
«Это что за невидаль: «Вечера на хуторе близ Диканьки»? Что это за «Вечера»? И швырнул в свет какой-то пасечник! Слава богу! еще мало ободрали гусей на перья и извели тряпья на бумагу! Еще мало народу, всякого звания и сброду, вымарало пальцы в чернилах! Дернула же охота и пасичника дотащиться вслед за другими! Право, печатной бумаги развелось столько, что не придумаешь скоро, что бы такое завернуть в нее».
Слушало, слышало вещее мое все эти речи еще за месяц! То есть, я говорю, что нашему брату, хуторянину, высунуть нос из своего захолустья в большой свет – батюшки мои! Это все равно как, случается, иногда зайдешь в покои великого пана: все обступят тебя и пойдут дурачить. Еще бы ничего, пусть уже высшее лакейство, нет, какой-нибудь оборванный мальчишка, посмотреть – дрянь, который копается на заднем дворе, и тот пристанет; и начнут со всех сторон притопывать ногами. «Куда, куда, зачем? пошел, мужик, пошел. » Я вам скажу… Да что говорить! Мне легче два раза в год съездить в Миргород, в котором вот уже пять лет как не видал меня ни подсудок из земского суда, ни почтенный иерей, чем показаться в этот великий свет. А показался – плачь не плачь, давай ответ.
У нас, мои любезные читатели, не во гнев будь сказано (вы, может быть, и рассердитесь, что пасечник говорит вам запросто, как будто какому-нибудь свату своему или куму), – у нас, на хуторах, водится издавна: как только окончатся работы в поле, мужик залезет отдыхать на всю зиму на печь и наш брат припрячет своих пчел в темный погреб, когда ни журавлей на небе, ни груш на дереве не увидите более, – тогда, только вечер, уже наверно где-нибудь в конце улицы брезжит огонек, смех и песни слышатся издалека, бренчит балалайка, а подчас и скрипка, говор, шум… Это у нас вечерницы! Они, изволите видеть, они похожи на ваши балы; только нельзя сказать чтобы совсем. На балы если вы едете, то именно для того, чтобы повертеть ногами и позевать в руку; а у нас соберется в одну хату толпа девушек совсем не для балу, с веретеном, с гребнями; и сначала будто и делом займутся: веретена шумят, льются песни, и каждая не подымет и глаз в сторону; но только нагрянут в хату парубки с скрыпачом – подымется крик, затеется шаль, пойдут танцы и заведутся такие штуки, что и рассказать нельзя.
Да, вот было и позабыл самое главное: как будете, господа, ехать ко мне, то прямехонько берите путь по столбовой дороге на Диканьку. Я нарочно и выставил ее на первом листке, чтобы скорее добрались до нашего хутора. Про Диканьку же, думаю, вы наслышались вдоволь. И то сказать, что там дом почище какого-нибудь пасичникова куреня. А про сад и говорить нечего: в Петербурге вашем, верно, не сыщете такого. Приехавши же в Диканьку, спросите только первого попавшегося навстречу мальчишку, пасущего в запачканной рубашке гусей: «А где живет пасичник Рудый Панько?» – «А вот там!» – скажет он, указавши пальцем, и, если хотите, доведет вас до самого хутора. Прошу, однако ж, не слишком закладывать назад руки и, как говорится, финтить, потому что дороги по хуторам нашим не так гладки, как перед вашими хоромами. Фома Григорьевич третьего году, приезжая из Диканьки, понаведался-таки в провал с новою таратайкою своею и гнедою кобылою, несмотря на то что сам правил и что сверх своих глаз надевал по временам еще покупные.
Зато уже как пожалуете в гости, то дынь подадим таких, какие вы отроду, может быть, не ели; а меду,
Царские черевички в фильме «Вечера на хуторе близ Диканьки» (1961)
Какие черевички носила царица на самом деле и какие Вакула выпросил у неё для Оксаны в повести Гоголя «Ночь перед Рождеством», в кино и в мультфильме по Гоголю, а также на портретах царицы Екатерины Великой?
Вы, конечно, помните сюжетную линию с черевичками (так на Украине и на юге России называли нарядную женскую обувь): красавица Оксана обещает кузнецу Вакуле, что выйдет за него замуж, если он достанет для неё черевички, как у царицы.
— Да, — продолжала гордо красавица, — будьте все вы свидетельницы: если кузнец Вакула принесет те самые черевики, которые носит царица, то вот мое слово, что выйду тот же час за него замуж.
Всё начинается с того, что Оксана позавидовала красивым башмакам Одарки: «Ах, какие хорошие! и с золотом!»
А царица, отдавая приказ уважить просьбу Вакулы насчёт царских башмаков, говорит так: «Принесите ему сей же час башмаки самые дорогие, с золотом!«
Потом о черевиках царицы, уже в Петербурге, высказывается Вакула.
В это время кузнецу принесли башмаки.
— Боже ты мой, что за украшение! — вскрикнул он радостно, ухватив башмаки. — Ваше царское величество! Что ж, когда башмаки такие на ногах, и в них чаятельно, ваше благородие, ходите и на лед ковзаться, какие ж должны быть самые ножки? думаю, по малой мере из чистого сахара.
И царицыны черевички в фильме Александра Роу удались! Они и сами выглядят так, будто сделаны из сахара. И подошли бы не только для царицы, но и для Золушки.
Напомню, что художником по костюмам в фильме была Лилия Душина
.
Черевички царицы из фильма Александра Роу «Вечера на хуторе близ Диканьки». Они живы до сих пор. И в 2016-м году все желающие могли увидеть их на выставке в Музее кино в Москве. Эти туфельки были изготовлены в бутафорском цехе киностудии Горького специально для фильма. Их никто никогда не носил. Фото: http://www.museikino.ru/
Черевички из мультфильма, снятого на 10 лет раньше, выглядят погрубее. Зато у них каблук выше!
Кадр с черевичками из мультфильма «Ночь перед Рождеством» (1951).
Кузнец Вакула привёз Оксане туфли императрицы Екатерины II. И вот обувь, которую она носила в реальности:
Туфли императрицы Екатерины II (пара). 1762 г. Парча, шелк, полотно хлопчатобумажное, шитье. Фото: https://www.kreml.ru (Музеи Московского Кремля)
Среди многочисленных портретов Екатерины Великой найдётся немало таких, где из-под платья выглядывает край туфельки. Давайте присмотримся
Серебристо-белые с пряжкой:
Виргилиус Эриксен. Екатерина Великая в коронационном костюме. Конец 1770-х. The David Collection (Коппенгаген)
Иван Аргунов. Портрет Екатерины Великой. После 1762-го. Национальный музей в Варшаве
Виргилиус Эриксен. Екатерина II у зеркала. 1779 (повторение портрета 1762 года). Русский музей
Шведский художник Александр Рослин написал портрет Екатерины Великий. Рокотов и Левицкий его повторили. Вплоть до туфелек. Но не без нюансов:
Слева направо картины Рослина, Рокотова, Левицкого.
Левицкий выписал туфли особенно тщательно. И что же мы видим?
В фильме мы видим туфли.
Черевички
Автор: Админ. Опубликовано в Рождество
Пьеса создана по повести Н.В. Гоголя «Ночь перед Рождеством».
Эту чудесную сказку Николая Васильевича, как кузнец Вакула, чтобы завоевать сердце красавицы Оксаны, отправился к самой Царице за расшитыми золотом черевичками, знают все! Оказалось, что черевички – лишь каприз, досадное недоразумение, на самом деле и Оксана любит кузнеца, да гордыня не давала дивчине в этом признаться! К счастью, это испытание влюбленные выдержали, и больше ничего уже не могло их разлучить…
ЧЕРЕВИЧКИ
Действующие лица:
РАССКАЗЧИК
КУЗНЕЦ ВАКУЛА
ОКСАНА
СОЛОХА
ОДАРКА
ЧЁРТ
ПЕРВЫЙ ЗАПОРОЖЕЦ
ВТОРОЙ ЗАПОРОЖЕЦ
ЦАРИЦА
На сцене за небольшим столиком сидит РАССКАЗЧИК, на столе – настольная лампа и раскрытая книга.
РАССКАЗЧИК (включает лампу, открывает книгу, читает). Николай Васильевич Гоголь. «Ночь перед Рождеством». Последний день перед Рождеством прошёл. Зимняя, ясная ночь наступила. Глянули звёзды. Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям и всему миру, чтобы всем было весело колядовать м славить Христа… Морозило сильнее, чем с утра; но зато было так тихо, что скрип мороза под сапогом слышался за пол версты. Ещё ни одна толпа парубков не показывалась под окнами хат, месяц один только заглядывал в них украдкой, как бы вызывая принарядившихся девушек выбежать скорее на сыпучий снег.
Издалека слышится смех, колядки. А за полупрозрачным занавесом включается свет, там – ОКСАНА, она наряжается, вертится перед зеркалом.
ОКСАНА (кокетливо). Что людям вздумалось расславлять, будто я хороша? Лгут люди: я совсем не хороша! Разве чёрные брови и очи мои так хороши, что уже нет им равных на свете? Что хорошего в этом вздёрнутом носе. И в щеках. И в губах. Будто хороши мои чёрные косы. Их можно испугаться вечером: они, как длинные змеи, перевились и обвились вокруг моей головы. (Отодвигает зеркало, любуясь). Ах, нет, я всё-таки хороша. Чудо, как хороша. Какую радость принесу я тому, кого буду женою! Как будет любоваться мною муж! Он не вспомнит себя. Он заласкает меня насмерть.
Входит ВАКУЛА. Занавес раздвигается.
ВАКУЛА. Чудная девка. Час стоит перед зеркалом, и всё не наглядится. Ещё и хвалит себя вслух.
ОКСАНА (увидела кузнеца, вскрикнула). Ой, Вакула. Зачем ты пришёл сюда? Разве хочешь, чтобы я выгнала тебя за дверь лопатою. Все вы мастера подъезжать к нам!
ВАКУЛА. Не сердись на меня, Оксаночка! Позволь поговорить, хоть посмотреть на тебя!
ОКСАНА. Кто же тебе запрещает. (Садится на лавку). Говори да гляди.
ВАКУЛА. Позволь и мне сесть подле тебя. Чудная, ненаглядная моя, позволь поцеловать тебя!
ОКСАНА (отталкивает). Поди прочь. У тебя руки жёстче железа. Да и сам ты пахнешь дымом. Я думаю, меня всю обмазал уж сажей. (Отряхивается, крутится перед зеркалом). Правду ли говорят, что мать твоя ведьма?
ВАКУЛА. Что мне до матери. Ты у меня и мать, и отец, и всё, что есть дорогого на свете!
ОКСАНА. Видишь, какой ты. Однако что-то девчата не приходят. Давно пора идти колядовать. Мне становится скучно! С ними парубки придут, наговорят смешных историй.
ВАКУЛА. Тебе с ними весело?
ОКСАНА. Да уж веселее, чем с тобою. (Прислушивается). Кажется, кто-то в окно стукнул, верно, девчата. Уходи, не до тебя теперь!
ВАКУЛА (у дверей). Чего мне больше ждать? Она издевается надо мною! Ей я столько же дорог, как перержавевшая подкова.
ОДАРКА (смеётся). Коляда, коляда, открывай ворота. Чего тут сидишь. Там уж все собрались, по деревне идут.
ОКСАНА. Одарка. У тебя новые черевички. Ах, какие хорошенькие! И с золотом! Хорошо тебе, подружка, у тебя такой человек есть, который всё покупает, а мне вот некому достать такие славные черевички.
ВАКУЛА. Не тужи, моя ненаглядная! Я тебе достану такие черевички, какие редкая панночка носит.
ОКСАНА. Ты. Посмотрю я, где ты достанешь такие черевички, которые я могла бы надеть на свои ножки. Разве принесёшь те самые, какие носит царица? (Смеются вместе с Одаркой).
ОДАРКА. Видишь, каких захотела!
ОКСАНА (гордо). Да! А другие мне не нужны. Одарка, при тебе обещаю: если кузнец Вакула принесёт те самые черевички, которые носит царица, то вот моё слово – выйду за него замуж!
ВАКУЛА. Смейтесь, смейтесь! (Оксане). Дурачь, кого хочешь, а меня не увидишь больше на этом свете!
ОДАРКА. Куда, Вакула?
ВАКУЛА. Прощайте! Даст Бог, увидимся на том свете, а на этом уже не гулять нам вместе. Не поминайте лихом. (Убегает).
РАССКАЗЧИК. Тут через трубу Вакуловой хаты клубами повалил дым, пошёл тучею по небу, и вместе с дымом поднялась верхом на метле ведьма. Это была Солоха, мать Вакулы. Она поднялась так высоко, что одним только чёрным пятнышком мелькала вверху. Вдруг с противной стороны показалось другое пятнышко, увеличилось, стало растягиваться, и вот уж превратилось в чёрта! Мороз крепчал, стало этим двум очень холодно, и они быстро нырнули прямо в трубу.
Зажигается свет. Хата, где живёт Вакула с матерью. В углу, возле печки, лежат кучей мешки. Слышен шум в дымоходе, и следом выскакивает СОЛОХА с метлой, за ней – ЧЁРТ.
СОЛОХА. Ох, и крепок нынче мороз. Полетать в волю, душеньку отвести не пришлось.
ЧЁРТ (дрожит, к печке жмётся). Бррр…
СОЛОХА (ставит метлу в угол, замечает мешки). Вот безобразник. Принёс Вакула мешки да бросил. Пусть только придёт, задам же ему трёпку.
ЧЁРТ. Поднеси чарочку, хозяйка, зуб на зуб не попадает.
СОЛОХА. Чарочку ему… а ты попроси лучше!
ЧЁРТ (увивается вокруг Солохи). Пожалуйте ручку.
СОЛОХА. Другое дело.
ЧЁРТ (целует руку). Ах, чаровница, ах, волшебница…
СОЛОХА. Уймись, больше одной всё равно не получишь.
Стук в дверь. Это – ВАКУЛА.
ВАКУЛА. Отвори. Мать, открывай скорей!
ЧЁРТ (испуганно). Это кузнец. (Заметался по хате). Спрячь меня, Солоха, боюсь его!
СОЛОХА (смеётся). Вот так кавалер. Ну, ежели душа в пятки ушла, полезай в мешок. А я пойду, дверь отопру, да сына впущу. (Уходит).
Чёрт прячется в мешок. Через некоторое время входит ВАКУЛА.
ВАКУЛА (тоскливо). Неужели не выбьется из ума моего эта негодная Оксана? Эта насмешница. Не хочу думать о ней, а всё думается. Сама против воли в голову лезет. (Увидел мешки). Мать велела мешки выкинуть. И в самом деле, завтра праздник, а в хате лежит всякая дрянь. Отнесу-ка из в кузнецу. (Пытается поднять мешок). Чёрт. Какой тяжёлый… Уголь там, что ли. Или уж силушки у меня совсем не осталось. Нет, не желаю, чтобы надо мной все смеялись. Не позволю! Хоть десять мешков таких подниму. И… эх, ма. (Взваливает на плечи мешок, где сидит Чёрт). Что там сказал пузатый Пацюк: «Тому не нужно далеко ходить, у кого чёрт за плечами?»
На мгновение гаснет свет, а когда вновь зажигается, то ЧЁРТ сидит на загривке у Вакулы.
ЧЁРТ. Это я, твой друг. Знаю твою беду. Всё сделаю: денег дам, сколько хочешь. Оксана сегодня же твоей будет!
ВАКУЛА. Подслушал, чёрт старый. Что ж, изволь. За такую цену готов возить тебя, поганец. (Хватает Чёрта за хвост и стаскивает со спины). Будешь знать, как честных христиан на грех подбивать. (Вскакивает чёрту на загривок). Теперь я – хозяин!
ЧЁРТ (стонет). Помилуй, Вакула! Всё сделаю, только отпусти душу на покаяние…
ВАКУЛА. Вот каким голосом запел. душа у него, видишь, покаяние захотела. Знаю, что мне с тобою делать. Вези меня сей же час в Петербург! Прямо во дворец к царице. (Свистит, погоняет Чёрта).
Чёрт с Вакулой за спиной убегает.
РАССКАЗЧИК. И кузнец от страха, чувствуя себя поднимающимся в воздух. Однако ж немного спустя он ободрился и уже стал подшучивать над Чёртом. Всё было светло в вышине. Воздух в лёгком серебряном тумане был прозрачен. И вдруг заблестел перед ним Петербург, весь в огнях.
Появляются ЧЁРТ с ВАКУЛОЙ за спиной.
ЧЁРТ. Приехали, слезай: Петербург.
ВАКУЛА. Э, нет, чёрт рогатый. Мне к царице надо.
ЧЁРТ. Показывай, куда: направо, налево.
ВАКУЛА. А я знаю.
ЧЁРТ. Так спроси: вон два запорожца сидят, чубаками дымят.
ВАКУЛА. И то верно, посоветоваться надо. А ты, сатана, полезай ко мне в карман, да сиди тихо, не то перекрещу.
ЧЁРТ (обречённо). Сразу грозить. Открой пошире.
Чёрт заходит за спину Вакулы и исчезает (залезает в карман). Вакула подходит к ПЕРВОМУ и ВТОРОМУ ЗАПОРОЖЦУ, что сидят на скамье.
ВАКУЛА (кланяется). Здравствуйте, панове! Помогай вам Бог, вот где увиделись.
ПЕРВЫЙ. Что там за человек?
ВАКУЛА. Неужели не признали. Это я, Вакула, кузнец. Когда вы проезжали через нашу Диканьку, то славно у нас погостили, а я новую шину тогда поставил на переднее колесо вашей кибитки.
ВТОРОЙ. Верно, это тот самый кузнец, который малюет важно.
ПЕРВЫЙ. Здорово, земляк. После с тобой потолкуем, а сейчас нам некогда.
ВТОРОЙ. Сейчас к царице едем, торопимся.
ВАКУЛА. К царице. Будьте ласковы, панове, возьмите меня с собою!
ПЕРВЫЙ. Да что ты будешь там делать. Нет, не можно!
ВТОРОЙ. Мы, брат, будем с царицей толковать про своё. Важное у нас дело. Мешать будешь.
ВАКУЛА. Возьмите, очень прошу! (Ударяет по карману). Проси, чёрт!
Чёрт пищит, что-то бормочет.
ВТОРОЙ (чешет в ухе). Может, возьмём кузнеца?
ПЕРВЫЙ (расчихался). Пожалуй… возьмём… Место в карете для хорошего парубка всегда найдётся…
Запорожцы обнимают Вакулу, и все трое уходят.
РАССКАЗЧИК. Чудно снова показалось кузнецу, когда понёсся он в огромной карете, качаясь на рессорах, когда с обеих сторон бежали мимо дома и мостовая, гремя, казалось, сама катилась под ноги лошадям. Карета остановилась перед дворцом. Запорожцы вышли, вступили в великолепные сени и начали подниматься на блистательно освещённую лестницу. Робко следовал за ними кузнец, опасаясь на каждом шагу поскользнуться на паркете. Прошли три залы. Вдруг запорожцы пали ниц и закричали в один голос. Кузнец, не видя ничего, растянулся и сам со всем усердием на полу.
Появляется ЦАРИЦА со свитой.
ЗАПОРОЖЦЫ и ВАКУЛА. Помилуй, мамо! Помилуй.
ЦАРИЦА (властно). Встаньте.
ЗАПОРОЖЦЫ и ВАКУЛА. Не встанем, мамо! Не встанем. Умрём, а не встанем!
ЦАРИЦА. А у, встать! Я велю!
Запорожцы и Вакула поднимаются.
ЦАРИЦА. Светлейший князь обещал познакомить меня с моим народом, которого я до сих пор ещё не видела. Чего вы хотите. Простите, пока я добрая.
ВАКУЛА. Ваше царское величество, не прикажите казнить, прикажите миловать. Из чего, не во гнев будь сказано вашей царской милости, сделаны ваши черевички. Я думаю, ни один швец ни в одном государстве не свете не сумеет так сделать. Боже, до чего хороши. Вот бы моей жинке такие же. Вот бы она была счастлива.
ЦАРИЦА (удивлённо). Тебе нравятся мои черевички. Если это твоё единственное желание, то его не трудно исполнить. (Слугам). Принесите казаку такие же башмаки, самые дорогие, золотом расшитые. (Запорожцам). А вы чего просите. Хорошо ли вас здесь содержат?
ПЕРВЫЙ. Спасибо, мамо. Провиант дают хороший…
ВТОРОЙ. Хотя бараны у нас в Запорожье куда как лучше.
Слуга выносит атласную полушку, на которой стоят черевички.
ЦАРИЦА. Возьми, добрый человек, черевички для свой жены. И будьте счастливы.
ВАКУЛА (прижимая черевички к груди, кланяется). Спасибо, мамо! Благослови тебя, Господи. (Задом пятится, исчезает).
ЦАРИЦА. Одно желание выполнено. А вы, доблестные запорожцы, чего хотите?
Второй. Нам бы, мамо, свободы побольше, да землицы прибавить… Вот и бумагу привезли, тут всё изложено (передаёт свиток).
ЦАРИЦА. Ишь, какой у вас аппетит. Ну, об этом мы ещё потолкуем, а пока не пора ли нам за стол праздничный сесть. Приглашаю.
Царица в сопровождении свиты и запорожцев удаляется.
ВАКУЛА (наклоняется к карману). Чёрт, вынеси меня отсюда поскорее!
РАССКАЗЧИК. Ещё быстрее в остальное время ночи нёсся Чёрт с кузнецом назад, и мигом очутился Вакула около своей хаты. Тут, схвативши хворостину, отвесил он Чёрту три удара, и бедный Чёрт пустился бежать. После чего Вакула вошёл в сени и проспал до утра.
Кричит петух. ОКСАНА ходит по комнате, выглядывает в окна.
ОКСАНА. Очень на душе неспокойно. Вдруг Вакула и в самом деле ушёл навсегда. И никогда не вернётся. А что если он задумал что-то страшное совершить над собой. Господи, сохрани1.. Не отела я над ним смеяться. Так, пошутила, а он и впрямь отчаялся. Вот гордость проклятая. Если вернётся, обещаю, не буду так сурова с ним.
ВАКУЛА. Здравствуй, ненаглядная моя!
ОКСАНА (радостно). Ой, Вакула.
ВАУКЛА. Погляди, что я тебе принёс (протягивает ей черевички).
ОКСАНА. Боже… Какая красота.
ВАКУЛА. Те самые, какие царица носит.
ОКСАНА. Не нужны мне черевички!
ВАКУЛА. Как не нужны. Ты же обещала…
ОКСАНА. Я и так люблю тебя, глупый…
РАССКАЗЧИК. Кузнец подошёл ближе, взял её за руку, красавица и очи потупила. Ещё никогда не была Оксана так чудно хороша. Восхищённый кузнец тихо поцеловал её, и лицо её пуще загорелось, и она стала ещё краше.
Влюблённые обнимаются. Свет гаснет. А на улице молодёжь пошла колядовать. Среди девчат и парубков – ВАКУЛА, ОКСАНА и ОДАРКА. Все смеются, танцуют, празднуют Рождество.