ты почему снова такая обворожительная лапенко
Фразы Шершняги и Розы из «Внутри Лапенко»
Уже сотый раз пересматриваю, не могу.
«А, блин, отстой, опять не туда слил всю свою дичь, ю ноу, блин»
— Мм..спасибо тебе..вытащил меня.
— Ты нахрена эту черняшку проглотил, Роза..
— Да не, за меня не волнуйся, я нормальный, я и не такую дичь видел, поверь, блин.
— Чё стоите..скорую вызывайте..»
«Я Багровый Фантомас, задави меня Камаз!»
«Шершняга, слышал? Походу, блин, там малышки к нему приехали, постоянно какие-то красотки к нему сюда приезжают. Давай начинай раздеваться, щас устроим настоящую вечерину, блин!»
— Вы что здесь устраиваете. до этажей. все жалуются на вас здесь, что вы тут какие-то танцы-шмарцы, что я не знаю. Нет. Вы прекращайте эту ерунду, а, всё чтобы здесь. всё
чтобы было тихо, всё. Тихо.» (Ничего не разобрал, если честно)»
«Блин, Шершняга, это нихрена не малышки. Какой-то ГАИшник долбанный, блин, припёр. Короче, щас мы сделаем такую шумку, блин, от которой все студии пусть обзавидуются. Давай, давай, не сиди блин, щас по периметру звукоизоляцию замутим, давай, давай, бери, всё чё попало, подушки-хренушки, блин, фигачим. Вот сюда молочка дадим, блин»
— Прижало, щас это..в туалет.
— Какой туалет, блин, мы только разошлись, музу словили, ты чё!
— Ну блин, Роза, а куда мы дверь дели, блин. Мы её зашумоизолировали тоже..блин.
— Блин, ну. Роза мне очень надо, мне поджало вообще, вот пивко здесь прям.
— Блин, Шершняга, нихрена не ломай, блин, ты посмари, мы эту, блин, шумоинсталляцию фигачили, блин, полдня.
— Блин, я щас здесь обделаюсь.
— Давай, мочевой пузырь ослаблевший, блин, давай, иди сюда, я придумал кое-что, ща в окно будешь исполнять, ща. Нихрена верхатура, блин, давай дождь им замути! Я тебя подстрахую, блин, брат, давай, блин!»
«Блин, Шершняга реально задолбал, блин, постоянно керогасит, блин, керосинит свою какую-то хрень, блин, пьёт постоянно, блин, мы нихрена так с ним реально ничё ни сделаем, блин»
— Блин. ме. меня колбасит.
«Блин. нет ничё, мне хреново..ваще. В аптечке спиртяга по любому должна быть. о, о. В ней по любому процентов 60 спирту должно присутствовать. Оооо, только Розе..не говорите..»
— Розза, я зззнаю, как те помочь.
— Да чем ты мне можешь помочь, блин?! Ты скорее себе помоги, блин, тухлая ты. (кто?) У меня теперь всё теперь, столбняк, всё мне хана, здесь, АААА, ЩИПИТ, ШЕРШНЯГА, ЩИПИТ, АААААААА!»
— Нихренасе, те двадцать один, блин, я думал тебе шестьдесят уже давно, ты ся видел в зеркало, блин? Ты как дедуська молодой, блин!
— Ну..блин, гробешник погнулся весь, блин..»
«Не надо..правда. я его на пустыре рядом с с дубиком захороню. «
— Я один, что ли, нести буду?»
Охранником местного морга был обнаружен некрофил. Мужична пытался выкрасть труп из городского морга. Что именно двигало молодым человеком, следствию пока неизвестно.»
А ну-ка, быть: «Внутри Лапенко» — речь пойманных врасплох людей
На YouTube продолжается третий сезон веб-сериала «Внутри Лапенко». Постоянный автор журнала Юлия Гулян объясняет, почему сериал выделяется на фоне других комедийных шоу. Рецензия была опубликована в свежем номере 11/12 журнала «Искусство кино».
Исполнитель всех ролей и соавтор сценария Антон Лапенко признается, что первые его образы выросли из особой советской интонации, которую артист заметил у Кайдановского в «Сталкере» и у самого Тарковского. Примерив манеру говорить одновременно порывисто и меланхолично своему Инженеру (который в итоге так и остался по-сталкеровски лишенным имени), Лапенко стал записывать короткие видео для Инстаграма — тогда же родились и рокер Роза Робот с группой «Багровый Фантомас», и главарь ОПГ «Железные рукава», и Журналист с дикцией молодого Парфёнова, и никем не понятый художник Гвидон Вишневский, подсмотренный будто в давнем меме «искусствоведы оценят». С репоста Ирины Горбачёвой к Лапенко пришли народная любовь и миллион подписчиков, и было решено выпустить сериал, собрав в одной ретровселенной всех героев. Режиссером и соавтором выступил Алексей Смирнов, рекламные интеграции покрыли скромный производственный бюджет — благо, Лапенко привлек всех своих многочисленных братьев.
«Внутри Лапенко» выделяется на фоне других комедийных шоу и фильмов принципиально другим подходом к комическому. В отличие от кавээновской или стендап-школы (хотя Смирнов прошел и то, и другое), построенных на парадоксе, будь то классический анекдот, каламбур или комедия абсурда, Лапенко находит комическое в языке — и это чутко чувствуют его зрители, оставляющие в комментариях под каждой серией полюбившиеся фразы: «Отдаю вам все свои должные», «На проблемку напали», «Волосы стынут в жилах»… Это редкая чувствительность к языку: когда слишком смешно — значит неточно, а слегка косноязычно — в самый раз. Это речь неловких, пойманных врасплох (камерой) людей — так говорил в «Служебном романе» товарищ Новосельцев, когда робел перед Людмилой Прокофьевной; так говорили шукшинские чудики и бравирующий, но не в совершенстве владеющий русским языком герой Фрунзика Мкртчяна в «Мимино»; на этой, практически поэтической метонимии иногда строился (но не ограничивался ею) юмор Жванецкого.
Таковы, по сути, все лапенковские герои — одновременно скованные и показно-расслабленные, как скукоженный, но демонстрирующий оптимизм певец Всеволод Старозубов со шлягером «Лалахэй» или задиристый, но легко смущающийся главарь ОПГ, который говорит полузабытыми поговорками, насмотревшись, видимо, «Брата». Так и ждешь, что главарь выдаст что-нибудь из афоризмов Круглого вроде: «Кто в Москве не бывал, красоты не видал». Впрочем, мир Лапенко хоть и размыт исторически между серединой 80-х и 90-ми, географически это пространство, лишенное если не координат, то уж привязки к столице точно.
— Алиса, вызови-ка мне такси! Адрес: Печальная область, Тоскливый район, город Грусть, проспект Разочарования, дом 13.
— Это слова из моей жизни, дурочка.
События разворачиваются просто в городе или даже городке («хотели назвать Катамарановском, но потом решили не называть никак»). Городок вообще место ключевое для постсоветского комедийного шоу, и одноименного (к слову, единственного, кроме «Внутри Лапенко», где усы не помешали артисту многочисленным перевоплощениям), и «Осторожно, модерн!». Даже страну у Лапенко всегда называют просто страной. За два сезона в ней дважды сменится президент, и оба раза выборы пройдут с разоблачениями — то коробку из-под ксерокса найдут, то ТВ-гипнотизера, который перестарается аж на сто тысяч процентов голосов.
Вроде бы приметы лихолетья, но, с другой стороны, меланхоличные монологи Инженера о тщетности выборов («У меня и мама, и папа голосовать не ходили, и бабушка, и прабабушка») и о радости производить ненужные вещи («Зато они никому не приносят вреда!») как будто куда точнее описывают миллениалов, чуть ли не с рождения растерянных, а ныне тридцатилетних, навсегда зажатых в современности между бойкими зумерами и пробивными бумерами. Они и оказались не только создателями, но и основной аудиторией «Внутри Лапенко».
Те же зрители пишут в комментариях под каждой серией, что сериал вызывает ностальгию, хотя 1980-е годы они не застали. Считается, что для развития чувства ностальгии необходимо три фактора: понимание линейности времени, разочарование текущей ситуацией и артефакты ушедшей эпохи. С последним и работает Лапенко особенно тщательно, расставляя в серванте Инженера коллекцию олимпийских мишек и пуская по ТВ латиноамериканский сериал «Слёзы сентября» или часы из новостной программы «Время» эпохи становления ОРТ. Чтобы отогнать скуку одиночества, Инженер или печатает портреты, сделанные на «Смену», или ставит в свой комбопроигрыватель кассету Леонтьева (назвав его, правда, Аллой Борисовной), или варит сгущенку для торта «Сгусток событий». Его квартира, как и весь сериал, — тщательно собранный Атлас Мнемозины, то есть и артефакт, и метод изучения позднесоветских и постсоветских архетипов: инженера и журналиста, бандита и мента, рокера-неформала и нечистого на руку медиамагната. Тогда становится ясно, почему в «Лапенко» столько развернутых цитат — без укорененных в ДНК «Бумера» и «Брата-2», «Бандитского Петербурга» и «Твин Пикс», «Иглы» и «Терминатора-2» картина была бы неполной.
Парфёнов назвал Лапенко говорящим Чарли Чаплином русского Ютуба. В его героях и правда много от Чаплина: неуклюжесть, неустроенность в жизни, сентиментальность, донкихотство и предельный романтизм присущи и Инженеру, и Журналисту-правдорубу, и даже Розе Роботу, которая то и дело выручает из передряг своего барабанщика. Будто подыгрывая этому сравнению с Чаплином, Лапенко придумывает главарям ОПГ сопровождающих их всюду таперов, а некоторые сцены и вовсе решает на манер совсем раннего кино — чего только стоит немая автомобильная погоня «Железных рукавов» за Инженером с последующей рукопашной на крыше «Москвича» (параллельно тапер продолжает аккомпанировать на синтезаторе с крыши «Мерседеса», несущегося вровень). «Если б я встретил Гамлета, я бы сказал, а ну-ка, быть!» Чаплин тоже, наверное, так сказал бы.
При всем оптимизме герои Лапенко — грустные, в общем-то, люди, слишком преданные своей работе (Журналист и в постели не расстается с микрофоном), которая редко отвечает взаимностью. «По бумагам нас уже нет, а ты все еще химичишь», — говорит Инженеру его начальник. Потому, когда у Инженера отбирают его любимую работу (на месте НИИ надо построить рыночек), а следом и счастливый лотерейный билет, он ощетинивается, как Акакий Акакиевич, ставит пластинку «Наутилуса Помпилиуса» и готовит новогодний крабовый салат с таким же холодным остервенением, как Данила Багров готовился к решающей схватке (кадр в кадр). И она наступает неминуемо. Лапенко со Смирновым любовно воссоздают каноническую сцену стрельбы в клубе из «Брата-2» под «Би-2», доверяя Инженеру перебить всю банду «Железных рукавов». Он, может, и делает это не слишком изящно, зато произносит в финале что-то, выходящее далеко за пределы и 90-х, и нулевых: «Своим передай: кто журналиста тронет — завалю!»
И тут же каким-то чудом, милостью добродушного мента, под аккомпанемент ансамбля Виктора Игнатенко (эту же пластинку Ленинградского радио найдет у себя на балконе Роза Робот) возвращается Инженеру его счастливый лотерейный билет. В сериале вообще звучит много фанка (советского, разумеется), и тогда атмосфера безоблачного оптимизма наполняется, но не нарушается смутной тревогой, вызванной то ли подвижным битом и боевыми духовыми, то ли до смешного неустроенной жизнью всех героев.
Однако в начале второго сезона «Лапенко» будто теряет легкость. Бунт первопроходца и даже оммажи (ствол, спрятанный в коробке с розами из «Терминатора-2»; сцена из «Твин Пикс» с безумным отражением в зеркале агента Купера) кажутся слишком нарочитыми, необязательными, а все массовые сцены вроде обмывания «Москвича» в салоне игровых автоматов или перестрелки двух гендерно противоборствующих банд под «Город, которого нет» вдруг начинают выглядеть куцыми по сравнению с искрометными соло привычных лапенковских чудиков. И «Нежность» в аранжировке оркестра «Мелодия» на титрах лишь усугубляет опасения, что сериал и сам сейчас превратится в новое изобретение «Багрового Фантомаса» — слишком навороченную электрогитару с четырьмя грифами, кучей тумблеров и калькулятором, чтоб вычислять доли музыкального сознания и гонорары от рекламных интеграций. К счастью, эта тяжеловесность быстро обращается в необходимую для восьмисерийного второго сезона драматургическую сложность: единственная безусая (но тоже исполненная Лапенко) героиня Нателла Стрельникова, давняя жертва охоты Журналиста на путан, возглавит собственную ОПГ и баллотируется в президенты.
Первый сезон то и дело (второй уже намного дозированнее) прерывается глитчами — чуть ли не двадцать пятыми кадрами, пробивающимися сквозь полотно фильма. То Журналист, сложив на груди руки, с ужасом посмотрит в камеру будто в предчувствии беды, то ТВ-гипнотизер с физиономией Кашпировского скрестит на себе руки, получив задание пролоббировать кандидата в президенты. Но постепенно за абсолютной, казалось бы, комедией положений с гэгами, пинками и смешными падениями (чаще всего ведущего передачи «Сдохни или умри») через маски героев начнут пробиваться их характеры, и даже в коварной улыбке Нателлы Стрельниковой все отчетливее будет видеться Джокер.
Речь о приеме у новоизбранной Нателлы Стрельниковой, где впервые все лапенковские герои — от художника и рокеров до вечно пьяного тракториста и продажного руководителя Девятого канала — собрались за одним столом, чтобы слово в слово повторить знаменитый разговор Шевчука с Путиным на приеме у премьера в 2010-м, только теперь задающий неудобные вопросы вопреки звонкам помощников представляется не музыкантом, а журналистом Юрой. Оборачивается же прием «Красной свадьбой» из «Игры престолов»: пока члены «Багрового Фантомаса» и «Железных рукавов» сливаются в танце под новый шлягер Старозубова, звучащего ретро даже в этой обстановке (брюки клеш, внушительная платформа и бриолин — это все-таки 70-е), Нателла уносит ноги подальше от предполагаемого места теракта, ни секунды не сожалея о бывшем, но вновь влюбленном муже, а Жилин чуть не совершает непоправимое.
— Сильный тот, у кого сила есть, — такая тенденция. Той страны, в которой ты жил, не существует.
— Значит, мы с вами живем в разных странах.
Инженер на сто рублей, который и в советское время неизвестно как выживал с таким повышенным максимализмом и толстовским гуманизмом («Постоянные предательства и зло какое-то. Знаете, я весь день смотрел на небо, и, честно говоря, я принес больше пользы, чем все эти люди, вместе взятые, да. Знаете, я счастливый человек»), вдруг оказывается прав: страна, которую показывает Лапенко, едва ли куда-то исчезла, и то, что создателям не приходится для съемок «фактурить» под 80-е современные локации Зеленогорска, — красноречивое тому доказательство. Скорее она уплотнилась, как и свойственно Атласу Мнемозины, который вмещает в себя все эпохи, только чтобы полнее рассказать об одном-двух вечных персонажах. Максимум — о двадцати.
Александр Пелевин о неудаче нового сезона «Внутри Лапенко»
На новогодних каникулах создатели сериала «Внутри Лапенко» объявили, что третий сезон уходит на перерыв после четырех вышедших серий. Его показ продолжат весной. Пришло время подвести некоторые итоги и признать печальный факт: 2020 год был таким отстойным, что даже сериал «Внутри Лапенко» перестал быть смешным.
Заметим, что точка зрения автора может не совпадать с мнением читателей и в особенности фанатов сериала.
После первого и второго сезонов сериал стал настоящим событием в культуре современной России, породил бесконечное количество мемов и оброс самым настоящим фандомом, сравнимым, пожалуй, разве что с фанатским сообществом «Доктора Кто» в лучшие времена.
Успех проекта был обусловлен харизмой Антона Лапенко, талантом создателей сериала, умением обыгрывать разнообразные ситуации и добрым — в кои-то веки действительно добрым, без злого сарказма — юмором. Такого у нас еще не было.
Но с третьим сезоном что-то пошло не так. И вроде те же персонажи, тот же мир, тот же харизматичный Антон, но…
Проблемы пришли, откуда их совсем не ждали. Из сюжета.
В третьем сезоне с самой первой серии начинает разворачиваться настоящий, сложный, закрученный сюжет. Персонажи стали раскрываться с новых сторон, заводить отношения, разрушать отношения, снова заводить отношения — в общем, сюжет в основном вертится вокруг романтических отношений. Журналист увел Татьяну Восьмиглазову у Ричарда Сапогова, но сам стал таким же эгоистичным злодеем; Ричард же, устроившись на работу в школу, пересмотрел свою жизнь, сходил к психотерапевту и стал лучшей версией себя. У Инженера с Особой тоже не все так просто, ведь в НИИ, который он возглавил, появилась та самая Зина Кашина, которую засосало в трубу. Захар оказался братом Главаря ОПГ, а Виктор Сергеевич — братом Гвидона Вишневского (и момент их встречи, кажется, стал лучшим, что мы видели в третьем сезоне).
Но вопрос не в том, нужен ли этому сериалу сюжет. Вопрос в том, что он не работает. Совсем.
Проблема появилась еще в отдельных сериях второго сезона. Когда образы-обрывки комедии абсурда начинают оформляться сюжетными арками, драматургия входит в конфликт с импровизационными гэгами, которые по сути и делают эту историю.
Персонажи, придуманные для ситуативных шуток, не обязаны быть глубокими: как раз лучше всего такие персонажи работают, когда они наделены гипертрофированными чертами вплоть до абсурда.
Но когда персонажи начинают двигать собой сюжет, эта магия исчезает. Когда они вынуждены раскрываться в полномасштабном драматургическом сюжете, становится видно, что для этого они не предназначены. Для гэгов им не нужна была дополнительная глубина, напротив, только вредила; теперь же она нужна, а ее нет. И приходится как-то натягивать их образы на разросшиеся, длинные драматургические моменты — а не получается. Не работает. Это начинает выглядеть бедно и искусственно.
Если уж и совмещать два этих подхода, нужно более тонкое сценарное мастерство; нужно уметь совместить историю с пространством для импровизации. Иногда в новом сезоне это получается, и есть действительно очень хорошие смешные моменты. Но до первого сезона это, к сожалению, не дотягивает. Не потому, что «раньше трава была зеленее», а просто потому, что некоторые вещи перестали работать в новых условиях.
И, конечно, здесь совершенно не работает модель сюжета, выстроенная на любовных отношениях. В самых провисающих моментах это напоминает этакий фанфик на самого себя; и да, это понравится сложившемуся в Сети фандому, но новому зрителю не зайдет совершенно.
Все это, конечно, не отменяет того, что Лапенко по-прежнему потрясающе харизматичен, что он мастер образов и перевоплощений, что созданные им персонажи заслуживают тонны любви.
Но, к сожалению, если первый сезон можно было пересматривать раз по двадцать и смеяться, как в первый раз, то нынче не всегда хочется даже новые серии включать. И кажется порой, что лучше бы сняли спин-офф «Слезы сентября».
Впрочем, ошибки третьего сезона не отменят всего прекрасного, смешного, замечательного, умного и доброго, что было сделано командой Лапенко ранее. И за это — спасибо.
Кино и театр
Читайте новости «Свободной Прессы» в Google.News и Яндекс.Новостях, а так же подписывайтесь на наши каналы в Яндекс.Дзен, Telegram и MediaMetrics.
Операции по пересадке органов в основном делаются в Москве и в нескольких мегаполисах
Закроют ли в России корейскую дораму?
Круговорот отцов-детей при переносе Арбузова в 2021-й
А ну-ка, быть: «Внутри Лапенко» — речь пойманных врасплох людей
Исполнитель всех ролей и соавтор сценария Антон Лапенко признается, что первые его образы выросли из особой советской интонации, которую артист заметил у Кайдановского в «Сталкере» и у самого Тарковского. Примерив манеру говорить одновременно порывисто и меланхолично своему Инженеру (который в итоге так и остался по-сталкеровски лишенным имени), Лапенко стал записывать короткие видео для Инстаграма — тогда же родились и рокер Роза Робот с группой «Багровый Фантомас», и главарь ОПГ «Железные рукава», и Журналист с дикцией молодого Парфёнова, и никем не понятый художник Гвидон Вишневский, подсмотренный будто в давнем меме «искусствоведы оценят». С репоста Ирины Горбачёвой к Лапенко пришли народная любовь и миллион подписчиков, и было решено выпустить сериал, собрав в одной ретровселенной всех героев. Режиссером и соавтором выступил Алексей Смирнов, рекламные интеграции покрыли скромный производственный бюджет — благо, Лапенко привлек всех своих многочисленных братьев.
«Внутри Лапенко» выделяется на фоне других комедийных шоу и фильмов принципиально другим подходом к комическому. В отличие от кавээновской или стендап-школы (хотя Смирнов прошел и то, и другое), построенных на парадоксе, будь то классический анекдот, каламбур или комедия абсурда, Лапенко находит комическое в языке — и это чутко чувствуют его зрители, оставляющие в комментариях под каждой серией полюбившиеся фразы: «Отдаю вам все свои должные», «На проблемку напали», «Волосы стынут в жилах»… Это редкая чувствительность к языку: когда слишком смешно — значит неточно, а слегка косноязычно — в самый раз. Это речь неловких, пойманных врасплох (камерой) людей — так говорил в «Служебном романе» товарищ Новосельцев, когда робел перед Людмилой Прокофьевной; так говорили шукшинские чудики и бравирующий, но не в совершенстве владеющий русским языком герой Фрунзика Мкртчяна в «Мимино»; на этой, практически поэтической метонимии иногда строился (но не ограничивался ею) юмор Жванецкого.
Таковы, по сути, все лапенковские герои — одновременно скованные и показно-расслабленные, как скукоженный, но демонстрирующий оптимизм певец Всеволод Старозубов со шлягером «Лалахэй» или задиристый, но легко смущающийся главарь ОПГ, который говорит полузабытыми поговорками, насмотревшись, видимо, «Брата». Так и ждешь, что главарь выдаст что-нибудь из афоризмов Круглого вроде: «Кто в Москве не бывал, красоты не видал». Впрочем, мир Лапенко хоть и размыт исторически между серединой 80-х и 90-ми, географически это пространство, лишенное если не координат, то уж привязки к столице точно.
— Алиса, вызови-ка мне такси! Адрес: Печальная область, Тоскливый район, город Грусть, проспект Разочарования, дом 13.
— Это слова из моей жизни, дурочка.
События разворачиваются просто в городе или даже городке («хотели назвать Катамарановском, но потом решили не называть никак»). Городок вообще место ключевое для постсоветского комедийного шоу, и одноименного (к слову, единственного, кроме «Внутри Лапенко», где усы не помешали артисту многочисленным перевоплощениям), и «Осторожно, модерн!». Даже страну у Лапенко всегда называют просто страной. За два сезона в ней дважды сменится президент, и оба раза выборы пройдут с разоблачениями — то коробку из-под ксерокса найдут, то ТВ-гипнотизера, который перестарается аж на сто тысяч процентов голосов.
«Внутри Лапенко» «Внутри Лапенко»
Вроде бы приметы лихолетья, но, с другой стороны, меланхоличные монологи Инженера о тщетности выборов («У меня и мама, и папа голосовать не ходили, и бабушка, и прабабушка») и о радости производить ненужные вещи («Зато они никому не приносят вреда!») как будто куда точнее описывают миллениалов, чуть ли не с рождения растерянных, а ныне тридцатилетних, навсегда зажатых в современности между бойкими зумерами и пробивными бумерами. Они и оказались не только создателями, но и основной аудиторией «Внутри Лапенко».
Те же зрители пишут в комментариях под каждой серией, что сериал вызывает ностальгию, хотя 1980-е годы они не застали. Считается, что для развития чувства ностальгии необходимо три фактора: понимание линейности времени, разочарование текущей ситуацией и артефакты ушедшей эпохи. С последним и работает Лапенко особенно тщательно, расставляя в серванте Инженера коллекцию олимпийских мишек и пуская по ТВ латиноамериканский сериал «Слёзы сентября» или часы из новостной программы «Время» эпохи становления ОРТ. Чтобы отогнать скуку одиночества, Инженер или печатает портреты, сделанные на «Смену», или ставит в свой комбопроигрыватель кассету Леонтьева (назвав его, правда, Аллой Борисовной), или варит сгущенку для торта «Сгусток событий». Его квартира, как и весь сериал, — тщательно собранный Атлас Мнемозины, то есть и артефакт, и метод изучения позднесоветских и постсоветских архетипов: инженера и журналиста, бандита и мента, рокера-неформала и нечистого на руку медиамагната. Тогда становится ясно, почему в «Лапенко» столько развернутых цитат — без укорененных в ДНК «Бумера» и «Брата-2», «Бандитского Петербурга» и «Твин Пикс», «Иглы» и «Терминатора-2» картина была бы неполной.
Парфёнов назвал Лапенко говорящим Чарли Чаплином русского Ютуба. В его героях и правда много от Чаплина: неуклюжесть, неустроенность в жизни, сентиментальность, донкихотство и предельный романтизм присущи и Инженеру, и Журналисту-правдорубу, и даже Розе Роботу, которая то и дело выручает из передряг своего барабанщика. Будто подыгрывая этому сравнению с Чаплином, Лапенко придумывает главарям ОПГ сопровождающих их всюду таперов, а некоторые сцены и вовсе решает на манер совсем раннего кино — чего только стоит немая автомобильная погоня «Железных рукавов» за Инженером с последующей рукопашной на крыше «Москвича» (параллельно тапер продолжает аккомпанировать на синтезаторе с крыши «Мерседеса», несущегося вровень). «Если б я встретил Гамлета, я бы сказал, а ну-ка, быть!» Чаплин тоже, наверное, так сказал бы.
При всем оптимизме герои Лапенко — грустные, в общем-то, люди, слишком преданные своей работе (Журналист и в постели не расстается с микрофоном), которая редко отвечает взаимностью. «По бумагам нас уже нет, а ты все еще химичишь», — говорит Инженеру его начальник. Потому, когда у Инженера отбирают его любимую работу (на месте НИИ надо построить рыночек), а следом и счастливый лотерейный билет, он ощетинивается, как Акакий Акакиевич, ставит пластинку «Наутилуса Помпилиуса» и готовит новогодний крабовый салат с таким же холодным остервенением, как Данила Багров готовился к решающей схватке (кадр в кадр). И она наступает неминуемо. Лапенко со Смирновым любовно воссоздают каноническую сцену стрельбы в клубе из «Брата-2» под «Би-2», доверяя Инженеру перебить всю банду «Железных рукавов». Он, может, и делает это не слишком изящно, зато произносит в финале что-то, выходящее далеко за пределы и 90-х, и нулевых: «Своим передай: кто журналиста тронет — завалю!»
Трейлер 2 сезона «Внутри Лапенко»
И тут же каким-то чудом, милостью добродушного мента, под аккомпанемент ансамбля Виктора Игнатенко (эту же пластинку Ленинградского радио найдет у себя на балконе Роза Робот) возвращается Инженеру его счастливый лотерейный билет. В сериале вообще звучит много фанка (советского, разумеется), и тогда атмосфера безоблачного оптимизма наполняется, но не нарушается смутной тревогой, вызванной то ли подвижным битом и боевыми духовыми, то ли до смешного неустроенной жизнью всех героев.
Однако в начале второго сезона «Лапенко» будто теряет легкость. Бунт первопроходца и даже оммажи (ствол, спрятанный в коробке с розами из «Терминатора-2»; сцена из «Твин Пикс» с безумным отражением в зеркале агента Купера) кажутся слишком нарочитыми, необязательными, а все массовые сцены вроде обмывания «Москвича» в салоне игровых автоматов или перестрелки двух гендерно противоборствующих банд под «Город, которого нет» вдруг начинают выглядеть куцыми по сравнению с искрометными соло привычных лапенковских чудиков. И «Нежность» в аранжировке оркестра «Мелодия» на титрах лишь усугубляет опасения, что сериал и сам сейчас превратится в новое изобретение «Багрового Фантомаса» — слишком навороченную электрогитару с четырьмя грифами, кучей тумблеров и калькулятором, чтоб вычислять доли музыкального сознания и гонорары от рекламных интеграций. К счастью, эта тяжеловесность быстро обращается в необходимую для восьмисерийного второго сезона драматургическую сложность: единственная безусая (но тоже исполненная Лапенко) героиня Нателла Стрельникова, давняя жертва охоты Журналиста на путан, возглавит собственную ОПГ и баллотируется в президенты.
Первый сезон то и дело (второй уже намного дозированнее) прерывается глитчами — чуть ли не двадцать пятыми кадрами, пробивающимися сквозь полотно фильма. То Журналист, сложив на груди руки, с ужасом посмотрит в камеру будто в предчувствии беды, то ТВ-гипнотизер с физиономией Кашпировского скрестит на себе руки, получив задание пролоббировать кандидата в президенты. Но постепенно за абсолютной, казалось бы, комедией положений с гэгами, пинками и смешными падениями (чаще всего ведущего передачи «Сдохни или умри») через маски героев начнут пробиваться их характеры, и даже в коварной улыбке Нателлы Стрельниковой все отчетливее будет видеться Джокер.
«Внутри Лапенко» «Внутри Лапенко»
Речь о приеме у новоизбранной Нателлы Стрельниковой, где впервые все лапенковские герои — от художника и рокеров до вечно пьяного тракториста и продажного руководителя Девятого канала — собрались за одним столом, чтобы слово в слово повторить знаменитый разговор Шевчука с Путиным на приеме у премьера в 2010-м, только теперь задающий неудобные вопросы вопреки звонкам помощников представляется не музыкантом, а журналистом Юрой. Оборачивается же прием «Красной свадьбой» из «Игры престолов»: пока члены «Багрового Фантомаса» и «Железных рукавов» сливаются в танце под новый шлягер Старозубова, звучащего ретро даже в этой обстановке (брюки клеш, внушительная платформа и бриолин — это все-таки 70-е), Нателла уносит ноги подальше от предполагаемого места теракта, ни секунды не сожалея о бывшем, но вновь влюбленном муже, а Жилин чуть не совершает непоправимое.
— Сильный тот, у кого сила есть, — такая тенденция. Той страны, в которой ты жил, не существует.
— Значит, мы с вами живем в разных странах.
Инженер на сто рублей, который и в советское время неизвестно как выживал с таким повышенным максимализмом и толстовским гуманизмом («Постоянные предательства и зло какое-то. Знаете, я весь день смотрел на небо, и, честно говоря, я принес больше пользы, чем все эти люди, вместе взятые, да. Знаете, я счастливый человек»), вдруг оказывается прав: страна, которую показывает Лапенко, едва ли куда-то исчезла, и то, что создателям не приходится для съемок «фактурить» под 80-е современные локации Зеленогорска, — красноречивое тому доказательство. Скорее она уплотнилась, как и свойственно Атласу Мнемозины, который вмещает в себя все эпохи, только чтобы полнее рассказать об одном-двух вечных персонажах. Максимум — о двадцати.