тойя тодороки и кейго таками

Phoenix

Немножко опоздала по времени, но полностью пропустить не смогла
Расписание: https://vk.cc/ati2GW

Зарисовки между собой не связаны, у каждой свой рейтинг, жанры и предупреждения

Потрясающий арт к четвёртому дню от Лессы – https://t.co/mOQRjsWQZf

**Dabihawks Week 2021** – https://ficbook.net/readfic/10758336

final day: the only way this could end: make something childhood friends related

Они ходят в парк все вместе каждый день – Рей и Нана находят множество общих тем и с удовольствием разговаривают, а Тойя слушает их непонятные, но всё равно интересные разговоры, покачивая коляски. Когда Кейго подрастает, они с Наной, к тому времени очень крепко подружившейся с Рей, начинают ходить к ним в гости, а потом Кейго и вовсе оставляют у них почти на целый день – Нана, воспитывающая сына одна, берёт вторую работу, забирающую почти всё свободное время, и вместо трат на няню Рей предлагает свои услуги – всё равно она сидит дома, Энджи не против, а Фуюми только рада компании для игр. Тойя рад тоже. Тем более он теперь полезен – дети, только-только начавшие неуверенно ковылять на пухлых ножках, уже спустя пару недель носятся по всему дому, ловко выбираясь из манежа, и он их отлавливает в самых неожиданных местах и спасает от них несчастных кошек. Их невозможно заставить сидеть на месте, вечно бойкий и энергичный Кейго заряжает энергией даже тихую и спокойную обычно Фуюми, и на пару они творят в доме хаос. Почти единственное, что заставляет их успокоиться – это причуда Тойи. Наблюдать за синими искорками, танцующими над его ладонью, они – особенно Кейго, каждый раз восторженно таращащий золотистые глазки – могут часами. Равно как и смотреть на его тренировки. У Тойи сильная причуда, но слабое тело, и главное упражнение для него на ближайшее время – приучение тела к огню, чем он и занимается по три-четыре часа в день, пока отец внимательно наблюдает, готовый, если что, прийти на помощь. Это не опасно, пламя никогда не покидает пределов его кожи, да и Энджи моментально подстрахует, если что случится, зато выглядит он, наверное, забавно – весь светящийся и синий, словно инопланетянин из мультфильма, вот дети и лезут в тренировочный зал, как только он идёт в его сторону. Фуюми часто засыпает прямо там, на соседних матах – Кейго сидит поразительно тихо, и заряжаться неуёмной энергией не от кого, – тогда отец относит её наверх, в кровать, но Кейго – Кейго всегда смотрит до конца. Вряд ли он понимает что-то, но в его глазах плавает восхищение, и Тойе это льстит. Однажды он станет таким же героем, как и отец, и на него многие будут смотреть с восхищением, а пока он маленький сам, его единственный поклонник – малыш Кейго. Что ж, Тойя не против.

Кейго остаётся три дня до четырёхлетия, когда он вдруг с криком влетает опешившему Тойе в объятия и вжимается в него лицом. – Спина, – плачет он, сжимая Тойю руками так, что тому становится тяжело дышать. – Спина! Больно! Тойя не понимает, что происходит, он только обнимает его в ответ и гладит по встрёпанному затылку – зато понимает Рей, сразу же убежавшая и тут же вернувшаяся с миской тёплой воды и аптечкой под мышкой. Она ловко разрезает на Кейго рубашку – просто снять её не получается, отпускать Тойю он категорически не намерен – и осторожно касается его лопаток смоченной водой марлевой повязкой. Тот жалобно хнычет, вжимаясь в Тойю ещё сильнее. Тойя чуть вытягивает шею и сглатывает – и на остатках рубашки, и на повязке, и на самой спине – разводы крови. – Что с ним? – одними губами спрашивает он у матери, в ужасе округляя глаза. – Его причуда, – таким же шёпотом отвечает Рей. – Мы обсуждали это с Наной, но не думали, что так скоро. – Причуда? – удивлённо переспрашивает Тойя, но ответ он получает уже не от матери. Кейго снова кричит – надсадно и глухо – выгибает спину – и что-то красное словно выплёскивается у него из лопаток. На долю секунды Тойе кажется, что всё это – кровь, и желудок подступает к горлу, но потом он понимает – это не кровь, это. перья? – Крылья? – выдыхает он. – Его причуда – крылья? Кейго поднимает заплаканное личико. – Моя причуда? Его крылья слабо колышутся у него за спиной. Несколько красных перьев планирует на пол. Кейго в панике отшатывается, снова прижимаясь к Тойе. – Они красные, – бормочет он. – Они в крови? Тойя легко гладит его по макушке, стараясь успокоить. – Нет, это не кровь, – говорит он. Рей за спиной Кейго аккуратно убирает остатки крови с его лопаток и уносит окровавленные повязки и рубашку подальше от мальчика. – Они просто такого цвета. – Цвета? – Кейго непонимающе хмурит свои смешные брови. – Да, – кивает Тойя. – Как. как. – его осеняет. Он поднимает одно перо – мягкое – и подносит к своей голове. – Вот. Как мои волосы. Твои крылья такого же цвета. Кейго хлопает глазами и, приподнявшись на цыпочки, тянется к нему. Тойя протягивает ему перо – но он качает головой и хватает пальцами прядь его волос. – Как твои волосы, – произносит он задумчиво и вдруг ярко улыбается. – Значит, очень красивые. Крылья за его спиной слабо трепыхаются – словно щенок виляет хвостом. Тойя улыбается в ответ. Приятно. – Да, – подтверждает он. – Очень. А теперь поворачивайся, мне нужно тебе немного обработать спину. Больно не будет. Слово героя.

С родившимся спустя семь месяцев Нацуо они возятся все втроём. Тойе уже восемь, он ходит в школу и уже достаточно взрослый и сильный, чтобы в своё удовольствие таскать брата на руках, не боясь уронить его. Кейго и Фуюми даже не просят – знают, что нельзя и почему именно, зато когда Тойя с Нацуо на руках устраивается на полу или диване – облепляют с двух сторон и с любопытством смотрят. Кейго, всё лучше и лучше управляющий своими перьями, берёт себе привычку пускать парочку из них кружиться над головой Нацуо, когда он капризничает или плачет. Это успокаивает его даже лучше, чем беспроигрышные ранее синие искорки над ладонями Тойи – он сразу замолкает и следит за ними заворожённо, а подрастя немного – неуклюже тянется к ним ладошками. Иногда Кейго позволяет их поймать, и он со смехом трётся о них лицом – пушистые и мягкие, Тойя его понимает – иногда просто дразняще щекочет его ими – и Нацуо звонко, голосисто смеётся, заражая смехом всех окружающих. Когда возле его висков пробиваются две красные прядки, Кейго безапелляционно заявляет: «Это потому что он любит мои перья», и никто с ним не спорит – лишь прячут улыбки. Тойя не может проводить с ним столько же, сколько с Фуюми и Кейго – школа отнимает очень много времени, зато занудная литература постепенно становится любимым предметом – Тойя заводит за правило, усадив Нацуо себе на колени и окружив себя остальными, читать всем вслух. Книги не всегда интересные и сказочные, иногда очень скучные, но продираться через них, когда три тёплых тела заинтересованно жмутся к тебе, ловя каждое слово – намного лучше, чем читать их в одиночестве в комнате. Тойя только шепчет иногда, беря очередную занудную книгу: «Вот же назадавала, старая перечница», поминая учительницу незлым тихим словом. Но даже от этого приходится отказаться – когда Кейго встречает пришедшую за ним маму, радостно чирикнув «Привет, старая перечница!». Хохочет даже заставший эту сцену отец, но с Тойей всё равно проводят профилактическую беседу на тему того, что можно, а что нельзя упоминать в разговоре с почти пятилетними детьми. Закрывать их миниатюрный книжный клуб никто даже не думает, и Тойя рад. Ему комфортно со всеми ними.

Родившегося спустя четыре года Шото обожают всем семейством. Его таскает на руках даже отец, его постоянно нянчит Фуюми, к нему вечно тянется Нацуо – и Кейго под строгим контролем Рей и вороха подушек снизу кружит его по комнате и, как и с Нацуо когда-то, развлекает его перьями. Достойные преемники вечного-старшего-брата-Тойи, в этом году поступившего в подготовительный класс при академии и почти не бывающего дома. Кейго тоже бывает у них реже. Ему восемь, в постоянном присмотре он уже не нуждается и вполне может сидеть дома сам, пока мама на работе, но он всё равно после школы вместе с Фуюми идёт к ним домой, чтобы вместе сделать уроки и поиграть немного с младшими. Фуюми как-то говорит Тойе по секрету, фыркая от смеха в кулачок, что их с Кейго часто дразнят в школе женихом и невестой, потому что они много времени проводят вместе, но Кейго лишь отмахивается и отвечает всем, что если он и женится на ком-то из Тодороки, то только на Тодороки Тойе. Тойя спешит поддеть его этим при ближайшей же их встрече. Кейго, к его досаде, не поддевается. – Да, я женился бы на тебе, – с готовностью и даже каким-то вызовом отвечает он, выпячивая подбородок. – И почему это? – насмешливо наклоняет голову Тойя. Кейго пожимает плечами. – Волосы красивые. И пламя. И вообще ты красивый, чего ещё тебе надо? Тойя смеётся и треплет его по голове. Кейго смотрит на него насуплено из-под чёлки. – Подрасти сначала, – советует он ему всё так же насмешливо. – А то ты мне в пупок дышишь, жених. Щёки Кейго вспыхивают таким же алым, как и его перья. – Я подрасту! – выкрикивает он, сжимая кулачки. – Даже выше тебя! И тогда я буду смеяться! – Не бывать этому ни-ког-да, – с удовольствием проговаривает Тойя, водя в воздухе пальцем. Дразнить Кейго его же ростом – его любимое занятие. Он же всё равно потом извиняется и послушно ходит с ним и Фуюми по выходным в парк развлечения, почему бы не позволить себе понаблюдать с минутку, как у Кейго от праведного негодования встают дыбом перья? Вот и сейчас крылья хлопают по воздуху, приподнимая своего хозяина на пару сантиметров над землёй. – А вот возьму – и вырасту, – Кейго даже топнуть пытается, забыв, что висит в воздухе – неловкий тычок ногой от этого выходит таким забавным, что Тойя прыскает в кулак, отворачиваясь, и у Кейго едва ли пар из ушей не идёт. – И вообще! Я хоть сейчас могу стать выше тебя! Вот, смотри! Пара взмахов крыльями – Кейго подлетает на добрый метр вверх и замирает в воздухе над Тойей, наклонившись вплотную к его лицу и сощурив насмешливо глаза. Тойя честно пытается не улыбаться, но не получается. – Намного выше, – мстительно произносит Кейго. – Не достанешь. Ой! Управлять крыльями он по-прежнему ещё только учится – и если летать на небольшой высоте ему вполне себе легко, то зависать неподвижно в воздухе – главная проблема, он совершенно не контролирует центр тяжести, особенно в таком положении тела, так что нет ничего удивительного в том, что затем случается – Кейго теряет равновесие и падает – прямо на Тойю. И они оба падают на пол. – Ой, – повторяет Кейго, поднимаясь с растянувшегося на полу Тойи и потирая коленку. Тойя, морщась, приподнимается на локтях, и трёт лоб. И, поймав взгляды друг друга, они одновременно заливаются смехом. Кейго снова валится на Тойю, вжимаясь лицом ему в живот и звонко хохоча, Тойя мстительно обхватывает его руками и что есть силы щекочет под рёбрами. Кейго верещит и отбивается, Тойя улыбается и не отпускает, пока Кейго не просит пощады. Кейго вырывается у него из рук – раскрасневшийся, задыхающийся от смеха и невероятно растрёпанный – и вскакивает на ноги. – И всё равно я вырасту! – заявляет он. – И на тебе женюсь! Вот! – и, показав язык, поспешно уматывает из комнаты. Тойя откидывается обратно на спину и закрывает глаза. От улыбки у него болят щёки.

Два года спустя Тойя поступает в Юэй. Болеть за него во время Спортивного фестиваля приходит вся семья, даже маленький Шото – и Кейго в их числе. Тойя не выигрывает первое место, хотя и находится в первой тройке, и немного, самую малость, нервничает. Отец никогда явно не показывал разочарования в его проигрышах или слабостях и всячески поддерживал любые его успехи – и оттого всегда хотелось доставить ему удовольствие. Увидеть отчётливое разочарование в таких же, как и у него, ярко-голубых глазах – это худшее наказание, которое только можно представить. К трибунам после церемонии награждения он идёт, внутренне дрожа. Энджи обнимает его крепко-крепко, твёрдо говоря, что им гордится, а затем, под радостные визги малышни и ласковый смех Рей, подбрасывает его пару раз в воздух и, посадив себе на плечи и решительно обхватив остальное семейство руками, ведёт всех в сторону ярмарки. Тойя краснее собственных волос сейчас – особенно когда ловит взгляды одноклассников –и абсолютно, совершенно счастлив. Позже вечером, когда Кейго собирается после устроенного Рей праздничного ужина домой, он копается в рюкзаке и протягивает Тойе пухлый блокнот с символикой Старателя – видимо, подарок Энджи. – Что это? – Тебе задание, – отвечает Кейго. – Возьми для меня все эти автографы, а? Тойя, приподняв брови, быстро пролистывает блокнот. Почти на каждой странице аккуратным, детским совсем почерком выведено имя героя. На самой первой, под надписью «Старатель» знакомый росчерк отца, очертаниями напоминающий всполох пламени, и подпись «Кейго от Старателя. Ты обязательно станешь героем, малыш». Тойя улыбается. Отец относился к Кейго, словно к ещё одному сыну, тренировал наравне с сыновьями и внимательно следил за его успехами – с началом нового учебного года Кейго, как и Тойя до этого, стал частью подготовительного класса при академии, почти наверняка заранее получив для себя место в Юэй, и все Тодороки единогласно считали, что совершенно заслуженно. Он листает блокнот снова, только уже медленнее и вчитываясь в имена. На самом деле, ничего особо сложного в этом нет. Половину автографов можно получить за нечего делать, с четвертью придётся постараться, а ещё с четвертью. ну, тут может помочь отец. В принципе, ему не впервой. Тойя переворачивает ещё один лист и замирает, удивлённо раскрыв глаза. На нём написано его геройское имя – то, которое он придумал себе ещё в двенадцатилетнем возрасте. Заметивший его удивление Кейго заглядывает ему за руку и слегка розовеет щеками. – Решил, что не буду ждать, когда ты станешь профессиональным героем, – говорит он с деланной небрежностью. – Пусть будет уже сейчас. А то мало ли, вдруг ты загордишься и не захочешь расписываться – с тебя станется. Тойя с улыбкой щёлкает его по носу, и пока Кейго, недовольно морщась, его трёт, достаёт из стоящей у зеркала вазы чёрный фломастер. Кейго снова выглядывает из-под его руки. «Будущему про-герою Ястребу от будущего про-героя Индиго. Буду счастлив работать вместе с тобой, когда придёт время». – Я ничего не напутал? – негромко спрашивает Тойя. – Имена мы с тобой вроде бы вместе придумывали. Щёки у Кейго вспыхивают жарче. И на блокнот он таращится с таким же восхищением, как на коллекционную фигурку Старателя в витрине магазина. Тойя прикусывает губу и быстро дописывает снизу: «Твой будущий муж, Тойя». – Тойя! – негодующе кричит Кейго, выхватывая у него из рук блокнот. Тойя смеётся. Кейго косится на него с недовольством и трёт последнюю надпись пальцами, словно надеясь, что она исчезнет. – Вот же, – бормочет он. – Такую хорошую подпись испортил. Этой шутке триста лет, она уже старая и несмешная! – Неужели больше не хочешь на мне жениться? – с притворным огорчением тянет Тойя. – Я травмирован. – Ага. На голову, – бурчит Кейго и, захлопнув блокнот, суёт его ухмыляющемуся Тойе обратно. – С остальными автографами чтобы без глупостей, понял? – Понял-понял, – кивает Тойя, примиряюще помахивая руками. Кейго смеряет его недоверчивым взглядом и, гордо вскинув подбородок, выходит за дверь. Тойя честно ждёт минуту, а потом, выглянув в окно, кричит ему вслед: – Так чем, как муж, я тебя не устраиваю больше? – Да кому ты вообще сдался! – несётся тут же громкое в ответ. Тойя, хихикая себе под нос, закрывает окно и, сжимая в руке блокнот, идёт к себе в комнату. День сегодня прекрасен от и до.

Кейго радостно берётся таскать его по городу, показывая, как сильно он изменился за прошедшие четыре года. Тойя думает, что больше всего изменился сам Кейго. Он привык к чуть смазанным фотографиям чаще всего крупным планом и искажённому аудиозаписью голосу. Он привык считать его всё той же птичкой, маленьким птенчиком, старающимся язвить, но неизменно смотрящим на него с восхищением. Маленький птенчик вырос в сильную, гордую птицу. Очень и очень красивую. Пока они ходят по городу, и Кейго довольно щебечет о всяческих новинках, Тойя искоса им любуется. Волосы в привычном беспорядке с падающими на лоб прядями, неизменные наушники, спущенные сейчас на плечи, обведённые чёрным золотые глаза, маленькие губы, аккуратный нос. Почему он никогда раньше не замечал, что у него очень красивый нос? Куртка обрисовывает сильные плечи. Джинсы – стройные ноги. Кейго сложен настолько гармонично и аккуратно, что хочется завернуть его в платок, словно статуэтку, и спрятать в карман. И любоваться наедине, никому не показывая. Тойя не то чтобы впервые в жизни влюблён, но впервые настолько сильно. Кейго, кстати, узнают на улицах. Стайки щебечущих девчонок показывают на него издалека и хихикают, некоторые посмелее подходят с блокнотиками в руках, у многих на рюкзаках и сумках болтаются брелоки и значки в виде красных крыльев. – Ты популярный, – замечает Тойя. – Есть немного, – довольно улыбается Кейго. – Для героя, только год назад закончившего академию, это далеко не немного. Кейго улыбается шире и привычно жмётся к нему плечом. С тех пор как Тойя приехал, он всё время норовит к нему прикоснуться. Не врал, и впрямь соскучился. Это радует. – Твой отец здорово помог, на самом деле, – признаётся Кейго. – Любому герою, начинающему с агентства Старателя, сразу же уделяется повышенное внимание, а меня и на миссии уже брали – Энджи-сан умеет работать со мной в паре, знает, когда я могу быть полезным. После последней нашей совместной вылазки, кстати, и появился первый мерч. А что? – он щурит золотые глаза и легко толкает Тойю плечом. – Завидуешь, м-м? – Ага, сейчас, – фыркает Тойя. «Ревную».

– Кейго-кун, нам ждать к ужину твою девушку? – странно громко спрашивает Рей, глядя отчего-то не на Кейго, а на него. Тойя недоумённо дёргается. Он что, знаком с девушкой Кейго? Иначе почему мама на него так смотрит. И. постойте. У Кейго есть девушка? Эта мысль тяжело ложился в желудок, вызывая тошноту. Девушка. У Кейго. Девушка. – Конечно, Рей-сан, – с готовностью кивает Кейго, и мысль, кажется, пробивает желудок насквозь, пронзая всё тело резкой болью. Тойя приоткрывает рот, но спросить не успевает – Кейго продолжает: – Не забудьте, главное, приготовить воображаемый стул для моей воображаемой девушки, а то она не поместится за столом. – Так. у тебя есть девушка или нет? – озадаченно тянет Тойя, ловя ещё один странный взгляд от матери. Что это с ней сегодня? – Целая ку-у-уча девушек, – Кейго разводит руками, демонстрируя масштабы, и потягивается, жмурясь. – Эх. На самом деле, у меня есть только фанклуб где-то в твиттере. И пара-тройка-десяток поклонниц, всё время отлавливающих меня во время патрулирований, чтобы сделать очередное совместное фото. А девушки как таковой нет. Рей-сан просто дразнится. – Кейго-куну надо подумать о личной жизни, – назидательно говорит Рей. – А то сплошное геройство на уме. – Ну не всем же везёт так, как Энджи-сану, – широко улыбается Кейго. Лёгкость, окутывающая Тойю, когда из тела исчезает предательская тяжесть, настолько велика, что он даже расправляет плечи. Кейго замечает, как он шевелится, и сразу же произносит, тыча в него пальцем: – Вы бы лучше личной жизнью Тойи озаботились, Рей-сан! – А что ей заботиться? – Рей пожимает плечами. – Я и так про неё всё прекрасно знаю. У Тойи по спине бегут холодные мурашки. Кейго расширяет глаза. – Что, неужели у Тойи в Америке осталась девушка, с которой он забыл меня познакомить? – Нет у меня никакой девушки, – бурчит Тойя. Рей – да что же с ней! – смотрит на него коротко и искоса – и чуть-чуть снисходительно. – Я знаю, – говорит она. – Но пора бы уже решиться. Тойя поджимает губы, отворачиваясь. Ему решительно ничего не понятно. И. Интересно, это игра света, или у Кейго действительно румянец на щеках.

У Кейго в городе своя квартира. Маленькая, но на удивление просторная, с выкрашенными в нежный, будто светящийся, кремово-белый цвет стенами, словно зрительно расширяющими её изнутри ещё больше. Минимум мебели, вместо кровати – горка матрасов прямо на полу, застеленная пушистым пледом, похожие на миниатюрные гнёзда пуфики вместо стульев, даже кресло возле стола широкое и круглое, будто корзина. На один такой пуфик Кейго, едва зайдя, сразу плюхается животом. Тойя, усмехаясь, пристраивается рядом и откидывает на соседний пуфик голову. С потолка, тщательно прорисованные серебристо-серой краской, ему подмигивают знакомые с детства созвездия. – О, – он даже рот приоткрывает от удивления. – Это же. – Да, – судя по голосу, Кейго улыбается. Тойя поворачивается, чтобы увидеть его лицо. – Звёзды, которые нам показывал Энджи-сан, когда мы поехали летом в горы. Тойя снова смотрит на потолок. Душу окутывает теплом, и он словно снова слышит голос отца, лежащего, точно так же, как он сейчас, на траве, подняв руку, и рассказывающего прижавшимся к нему со всех сторон детям о сияющих в небе звёздах. – Даже странно, что так много времени уже прошло, – признаётся он. – Ощущение, как будто всё было только вчера. Кейго переворачивается на спину и закидывает руки за голову. – Все мы взрослеем, – замечает он. – Это неизбежно и неотвратимо. Так что глупо плакать по потерянному времени. Лучше бережно хранить уже пережитое. Тойя косится на него с улыбкой. – Да ты философ, – дразнясь, тянет он. – Просто взрослый, – снисходительно замечает Кейго, но, не выдержав, всё же показывает ему язык. – Хоть кто-то же из нас должен быть. Тойя одним рывком поднимается на ноги и наклоняется к нему. Кейго распахивает глаза. – Взрослый, взрослый, – нарочито детским тоном тянет Тойя и, протянув палец, касается кончика его носа. Вздрагивают они оба. Тойя резко убирает палец и продолжает уже нормальным голосом: – Зовёшься взрослым, а сам не вырос даже почти. А всё грозился в детстве, – он усмехается, – что перерастёшь. Или забыл? Брови Кейго насмешливо ползут к чёлке. – Нет, – шёлковым голосом отвечает он. – Это ты забыл. Я в любой момент могу стать выше тебя, помнишь? И он, взмахнув крыльями, зависает в воздухе парой дюймов выше него. Золотые глаза ликующе, совсем по-детски горят. У Тойи кружится голова. Кейго сейчас такой красивый, что захватывает дух. Он спускается чуть ниже, почти касаясь носом кончика его носа. Тойя чувствует, как каждое сказанное им слово отдаётся на губах тёплым дыханием. Руки у него дрожат. – Намного выше, – улыбаясь, произносит Кейго. – Не достанешь. – Достану, – шепчет Тойя в ответ. И, приподнявшись на цыпочки, касается его губ своими. Кейго дёргается и отшатывается назад, ошарашенно округляя глаза. Крылья за его спиной беспорядочно хлопают, он немного балансирует в воздухе, пытаясь удержать равновесие, и всё же падает вниз. И в этот раз Тойя его подхватывает. Обнимает за пояс, привлекает к себе, не давая опуститься на пол. Глаза у Кейго словно у только что проснувшегося совёнка сейчас, а не у ястреба – круглые, большие и обалдело моргающие. Тойя улыбается, обнимая его крепче. Кейго с детства самым удобным образом устраивался у него в руках, и это по-прежнему не изменилось. Он может держать его так до скончания веков, если потребуется. – Если, – голос у Кейго срывается, и он сглатывает. Его руки вцепляются Тойе в плечи. – Если это сейчас было только ради эффекта неожиданности, Тойя, я. – Нет, – Тойя качает головой. – Не ради. В этот раз его целует уже Кейго.

– Тойя, я тебя люблю. – Я тебя тоже, Кейго.

Источник

Холодные угли

100❤ — 22.11.19
200❤ — 10.02.20
300❤ — 25.04.20
400❤ — 16.07.20

Спэшл 1.2. Дом Тодороки. Объятия и постыдный секрет

Мы всегда были вместе…

Я, второй ребенок семьи Тодороки, всегда обожала своих родителей и братьев. В день моего рождения Тойя, которому тогда было четыре года, очень обрадовался и, как говорила мама, пообещал, что будет всегда присматривать за мной. Как известно, однажды он все же нарушил обещание и ушел… Спустя два года на свет появился Нацуо, а еще через шесть — Шото. И теперь уже я дважды поклялась в том, что буду приглядывать и ухаживать за этими непослушными комочками, которые любили дергать меня за волосы, а потом весело смеяться. Иногда я жалею, что наше детство так быстро прошло… Быть омегой — самый лучший вариант для девушки, ведь беты и альфы не могут рожать детей, поэтому когда я прошла тест на определение сущности, папа сказал следующее: «Я рад, что моя девочка — омега. Она станет очень хорошей матерью!». Эти слова навсегда отпечатались в моей памяти, как самое лучшее из всего услышанного. И самое хорошее, что мне когда-либо говорил папа. Но так он считал ровно до того момента, пока мне не диагностировали врожденную бронхиальную астму. Не уверена, что именно из-за этого он отдалился от меня, но, кажется, это одна из причин — то, что я родилась с деффектом, и подобное не входило в его планы. А ведь если бы я была здоровой, мне бы, как и братьям, постоянно искали партию и на ужинах заставляли бы уж слишком прогибаться под самодовольными альфами, но от этой участи я была «спасена». Мое детство можно было бы назвать счастливым и беззаботным: мы с братиками носились по территории особняка, играли в разные игры; я на самом деле постоянно приглядывала за ними, замазывая ранки от падений и утешая их, когда мороженое упало на пол прежде, чем его съели; мы вместе смотрели мультфильмы по телевизору и мама читала нам по вечерам книги. Возможно, мне нравилось присматривать за мальчиками, ведь я была омегой и эта потребность заложена во мне природой, но я больше склонна к тому, что просто обожала и обожаю их. И никакая сущность здесь ни при чем. Даже несмотря на то, что папа все больше охладевал ко мне, я все равно искренне любила и люблю всех членов семьи, ведь они — самое ценное, что у меня есть. Даже Кейго, который появился в нашем доме внезапно, но все равно смог стать для меня еще одним старшим братом. Мама была для меня самым близким человеком. Как сегодня помню ее теплую улыбку, мягкие руки, приятный голос… И, казалось, такая идиллия будет всегда: я буду вечно любима всеми вокруг, вечно буду со своей семьей, вечно буду с братиками. Но, немного раньше я уже говорила: «Мое детство можно было бы назвать счастливым», если бы не то, что произошло потом. Я, будучи ребенком, закрывала глаза на плохое отношение папы к маме, братьям и ко мне: все равно пыталась наладить с ним контакт, приходя по вечерам в его комнату и натыкаясь на грозное «Не мешай мне!». Но дорожила им искренне, дорожу и сейчас, ведь не могу испытывать неприязнь к родному отцу. Что бы он ни делал… Как и братья, я не ходила в школу — мы были на домашнем обучении, а потому мое возможное общение со сверстниками было невозможно. И я не выходила за пределы особняка. Совсем. Впрочем, мне это было не особо нужно, ведь со мной рядом были те люди, которые мне очень близки и с которыми я была готова проводить все свое время. Пока дом Тодороки не начал терять своих обитателей одного за другим. В один из дней пропал Тойя. Мне было очень горько и обидно. Да, он все чаще куда-то ходил с папой, пропадая на целый день и все меньше играя со мной, Нацуо и малышом Шоччаном, но так как мы спали в одной комнате, то виделись по вечерам и в эти моменты мне было очень хорошо: я залезала под его одеяло и мы часами говорили обо всем подряд. А еще он никогда не говорил про папу и их совместные дела, даже когда я настойчиво просила его рассказать — только отнекивался и быстро переводил тему. Он ни разу не плакал, но почему-то мне казалось, что из-за этих непонятных мне дел чувствовал себя очень плохо. Так вот, однажды он ушел. Ничего не сказал ни мне, ни Кейго, ни родителям. Только, как выяснилось потом, попрощался с Нацуо. Так наш дом Тодороки потерял одного человека. Я попыталась забыть это происшествие, чтобы двигаться дальше и не расстраивать своими переживаниями родителей, но новое событие свело все мои усилия на нет. Как бы мне не казалось, что мама всегда вела себя одинаково… Это было не так. И из-за того, что все игнорировали ее небольшие изменения, у Шото на лице появился ожог, а она сама попала в психиатрическую клинику. Я знаю, что виноваты мы все, ведь если бы хоть кто-то поговорил с ней по душам, возможно, мы бы могли предотвратить то событие. И дом Тодороки лишился еще одного человека — самого родного для меня. Я пережила это особенно стрессово. Все пошло наперекосяк: Тойи и мамы, тех, кто обращал на меня больше всего внимания, больше нет, Шото стал замкнутым, папа совсем перестал общаться со мной, Кейго погрузился в новую работу, подружек у меня на было, и всем просто было плевать на меня… Тогда-то, в тринадцать лет, и усугубились мои проблемы со здоровьем. Честно, я не хочу перечислять все это слишком детально, ведь займет слишком много времени. Но все же кратко, если вдруг вам стало интересно: мое и до того плохое зрение слишком упало, из-за чего пришлось носить очки, приступы астмы проходили все сложнее и случались чаще, появились проблемы с сердцем. И всем все еще было все равно, кроме него. Нацуо, десятилетний братик, первым обратил внимание на проблемы, которые я начала скрывать, когда поняла, что никто и так не поможет справиться с этим. Однажды вечером он просто пришел ко мне в комнату, а я не могла дотянуться рукой до ингалятора. Он сильно перепугался, как и я сама. Не знаю, что было бы, если бы тогда не вдохнула лекарство. И после этого случая Нацуо стал опекать меня. Он рассказал обо всем Кейго, который просто взял меня за руку и отвел в больницу. Таками за тот день я благодарна не меньше. Папе по-прежнему было все равно, но «старшему братику», а теперь еще и дворецкому — нет, поэтому он и помог сдать мне нужные анализы, а потом пройти курс лечения, который хоть и не убрал мои проблемы, но значительно облегчил жизнь и приступы астмы. И все время со мной был Нацуо. Я говорила этому маленькому ребенку, что он должен учиться, что должен сидеть дома, но он не слушал меня и сделал все наоборот: настоял на том, чтобы быть со мной в больнице практически постоянно. И как бы я не сопротивлялась этому безрассудному решению, все же сдалась. Утром Кейго привозил Нацуо, а вечером забирал, поэтому мы проводили все время в частной клинике вместе. Я помогала братику учить новый материал, читала ему книжки, а он в ответ с радостью расчесывал мне волосы, неумело заплетал косички и рассказывал какие-то истории, которые выдумывал находу, чтобы мне не было скучно.

Спасибо, что не перестал быть рядом, даже когда спустя месяц я вернулась домой.

Приехав в особняк, первым делом Нацуо попросил спать в одной комнате со мной. Я не была против, ведь одной и правда было одиноко. Тогда мы вместе пошли к Кейго, чтобы он помог нам устроить это маленькое переселение. Он с радостью помог, и в тот же вечер я впервые услышала «Спокойной ночи, сестренка Фу». Моя жизнь поменялась, но не сказать, что стала очень плохой. Скорее, я бы описала это как «хуже, чем отлично, но лучше, чем ужасно». Нацуо не бросал меня никогда и был рядом всегда, когда его не забирал папа: мы вместе учились, проводили время, смеялись… И именно от него я узнала, куда он и Тойя пропадали постоянно: их готовили стать наследниками компании Тодороки. Братик говорил, что все в порядке и ему нравится узнавать от папы новое, но я снова чувствовала, что что-то не так, хоть и не заостряла на этом внимание, ведь не хотела, чтобы мои вопросы все испортили. Мне было хорошо, когда Нацуо был рядом, и большего не было нужно, даже если обо мне забывали все вокруг, а я забывала о них. Моя первая течка началась в шестнадцатый день рождения. Очень неприятно… Меня постоянно куда-то тянуло, внутри было жарко и скручивался неприятный тугой узел внизу живота. Запахи вокруг резко обострялись и я терялась в них. Но особенно сильным был тот, который впитали стены комнаты — запах кедрового дерева. Он был настолько приятным, что я буквально забывала обо всем, утопая в нем. Тогда я впервые поняла, что запах Нацуо не просто так казался мне самым лучшим долгое время до этого. Как говорил Кейго, младший братик постоянно рвался ко мне в комнату, с детским желанием как-то помочь мне, но, конечно, никто его не пускал, поэтому он находился в скверном расположении духа, постоянно волнуясь за меня и получая нагоняй от папы за то, что не слушался, поэтому немного позже я поняла, почему после течки он так долго обнимал меня, прижимаясь носом к шее — он искренне переживал за мое состояние и хотел, чтобы все было хорошо. Тогда я заверила его, что все на самом деле в порядке, и это просто естественный процесс для омег. В целом, после этого течки проходили относительно нормально до двадцати двух лет: я переживала вполне обычное состояние, как и другие, только один запах все еще продолжал перебивать другие. Но, все же вернемся к этому немного позже. Шото сказал о своем переезде внезапно. Лишь когда дверь за ним захлопнулась, я поняла, что была ужасной сестрой для него и поступила так же, как Тойя — забыла о его существовании. Только было небольшое различие: старший брат ушел, оставив всех нас, а я была рядом, но все равно настолько погрузилась в свои проблемы и придавала так много значения общению с Нацуо, что перестала обращать внимание на самого младшего члена семьи. Осознание этого сильно ударило по мне, и на некоторое время я ушла в себя, проводя ежедневные самокопания и пытаясь разобраться в себе и своих ошибках. К сожалению, я смогла исправить наши отношения с Шото только спустя долгое время… Из этого затяжного апатичного состояния меня снова вытянул именно Нацуо. Он отвез меня в магазин одежды и заставил перемерять буквально все платья, что там были. Глупо, правда? Помогать человеку улучшить настроение с помощью шоппинга. Но меня всегда успокаивало подобное времяпровождение, а братик, знающий об этом, выбрал самый верный вариант. Тот день был очень хорошим… И все вроде снова наладилось. Прежде всего потому, что я решила изменить все для себя. Больше не было нужды заставлять брата выводить меня из глупого подавленного состояния, ведь это я пообещала приглядывать за ним, а не наоборот. Поэтому теперь я всегда улыбалась. Жить стало легче, а мое самочувствие улучшилось. Нет, это не значит, что я надела розовые очки и поменяла мировоззрение, или что улыбка моя была фальшивой — просто подобное дарило хорошее настроение окружающим. А если счастливы они — значит счастлива я. Прежде всего это относится к Нацуо.

Вернемся к моей течке, которая с некоторых пор перестала быть обычной и нормальной. В моем понимании. Я стояла возле ворот особняка, обсуждая что-то с охранником, когда меня внезапно подхватили на руки и понесли в сторону дома. — Нацуо, что происходит? — я шутливо ударила его ладошкой по плечу, пытаясь освободится от внезапного «пленения». — Я же не договорила. — Он смотрел на тебя, — неожиданно глухо ответил Нацуо. — Течка… Я удивленно округлила глаза, ведь сама еще не почувствовала привычного помутнения рассудка и слабости в теле, но быстро подсчитав в голове, оказалось, что брат был прав и течка должна была начаться через несколько дней. — Все в порядке, Нацуо, — он стал таким высоким, что когда нес меня на руках, казалось, что я еще ребенок, по сравнению с ним. — Да и к тому же, тот альфа совсем не… — Чувствовал это, — резко оборвал меня брат. — А ты снова потеряла бдительность. Твой запах уже поменялся, а альфам и так обычно сложно удержаться перед ним. От Нацуо было непривычно слышать такой раздраженный и злой голос. Даже чем-то напоминал папу. В детстве, конечно, брат переживал за меня во время течки, но то, что было сейчас, лишь отдаленно напоминало его маленького. Было в этой заботе что-то совершенно другое, нежели просто желание уберечь. Или мне так только казалось? Как бы там ни было, Нацуо принес меня в комнату (теперь мы все же спали в разных) и оставил там одну, сказав, что никого не пустит. Я лишь улыбнулась и пообещала, что не выйду отсюда и не допущу того, что не должно произойти. Течка проходила тяжело лишь по одной простой причине — меня тянуло к нему. Только к Нацуо, и больше ни к кому другому. Я хотела снова ощутить его объятия, услышать любимое «Сестренка Фу» и просто не отпускать. Но я не могла подчиниться этому странному желанию, ведь это было не просто неправильно — я все еще понимала, что так быть не должно. И когда трезвость мысли вернулась, стало очень страшно. И противно. Что это вообще было? Как я могла думать о подобном? Братик, к которому я не должна испытывать ничего… Так сильно хотелось быть с ним, что я забывала обо всем. Нет, я не могла быть настолько испорченной, мне просто показалось, в следующий раз все будет нормально — глупые отговорки, которые я внушала себе ровно до того момента, как не наступила новая течка. А затем еще одна. Осознание приходило слишком медленно, к тому же еще и отвергалось, так что свои чувства я поняла слишком поздно. Сначала казалось, что это просто привязанность, но… Я люблю Нацуо. Эта мысль пришла ко мне тогда, когда он снова обнимал меня, и было настолько хорошо, что от этого ощущения я буквально таяла. И эта любовь была точно не в том смысле, когда говорилось о отношениях между братом и сестрой. Как же я ужасна. Тогда, не зная к кому обратиться, я приняла решение, которое слишком долго рассматривала лишь как возможное — я хотела встретиться с мамой. Всегда хотела увидеть ее… Благодаря Кейго у меня появился адрес лечебницы и я могла в любое время поехать туда, вот только боялась, что она меня не узнает. Но о своих чувствах никому, кроме нее, рассказывать было нельзя, поэтому после долгих размышлений я все же увиделась с ней. Мама не поменялась. Совсем. Она пахла все так же сладко, как пахнет только мама, ее улыбка была все такой же красивой. Лишь пару морщин говорили о том, что прошло уже чуть больше десяти лет. И она узнала меня. — Фуюми, девочка моя! — мама медленно подошла ко мне и крепко обняла. Почему-то на глаза навернулись слезы. — Я так надеялась, что однажды ты придешь… Тогда я расплакалась. Мы снова встретились, и это — один из тех дней, которые стали самыми важными в моей жизни. В ту встречу я рассказала ей все: и про Шото, и про папу, и про нашу жизнь в целом, и про то, каким ужасным человеком я была. — Мама… Почему так происходит? Он ведь мой брат… — Милая, — она погладила меня по голове и улыбнулась. — Ты не решаешь, кого тебе любить. Я не буду говорить тебе, что это неправильно, и порицать твои чувства — не мне это делать. И ты сама должна сделать выбор: скрывать или сказать ему. — Н-но это же ужасно… — Для общества — да, оно не примет подобного. Но, милая, ведь все зависит от того, что тебе ответит Нацуо. Я не думаю, что он станет тебя ненавидеть, ему просто нужно будет время, чтобы принять это. Мама… Я не могла подумать, что она скажет подобное, но, если честно, тот разговор немного успокоил меня, хоть я и не рассказала об этом братику ни на следующий день, ни через месяц. У меня не получилось ограничить наше общение не только потому, что не смогла бы это сделать, а и потому, что просто не представляла своей жизни без него. Нацуо был для меня всем миром, и я не могла обрезать все связи. Но и сказать о своих чувствах тоже была не в праве. Ведь иначе… все зависит от того, что тебе ответит Нацуо Наши отношения, слишком тесные и слишком дорогие мне, с виду оставались прежними, но для меня все изменилось. Я обнимала его, но в то же время ограничивала себя, прерывая контакт, смотрела в его глаза, но недолго, чтобы не допускать чего-то большего, держала его за руку, но не сжимала так крепко, как раньше. Я поставила между нами невидимые границы, но пыталась вести себя максимально так же, как и обычно — лишь поэтому Нацуо не чувствовал разницы. Поэтому, пока он был счастлив, была счастлива и я.

Как бы сложно не было, я никогда не должна была открывать ему свои настоящие чувства, но с каждым днем становилось все сложнее…

Объятия и постыдный секрет

Фуюми услышала щелчок двери и выбежала в коридор, встречая брата, который вернулся в квартиру с белым пакетом в руках. — Братик, тебя так долго не было. Я думала, что ты потерялся в сложном лабиринте супермаркета, — улыбнулась девушка и забрала вещь у Нацуо. — Мне все же стоило сходить с тобой. — Мне давно не пять, — хмыкнул блондин, снимая обувь. — А все равно как ребенок… — девушка приоткрыла пакет, саркастично рассматривая его содержимое. — Как ребенок, которому не дают вредную еду, и он в тайне от родителей после школы бежит в круглосуточный магазин, покупает быстроразвариваемый рамен, после чего ест его у друга в квартире. Нацуо рассмеялся. — Да ладно тебе. Я просто устал есть нормальную еду, вот и захотелось чего-то подобного. — Взрослый ребенок, ей-богу. Тебе точно двадцать четыре? — наигранно подозрительно прищурилась Фуюми, словно пытаясь по внешнему виду парня определить его возраст. Блондин оставил этот вопрос без ответа, вместо этого подойдя ближе к девушке. Он провел рукой по влажным волосам. — Ты мыла голову? — Аг-га. «Успокойся, Фуюми! Как сильно ты испортилась, что даже из-за такого ничего не значащего жеста краснеешь и ведешь себя как застенчивая дура?!» — Тогда я заплету тебя, когда они высохнут, — улыбнулся Нацуо. «Нет, не смотри на него, иначе снова потеряешь голову! — но она же вроде решила, что сегодня все ему расскажет. — Да ничего я не смогу… И все останется как раньше» Девушка долго убегала, долго скрывала свои чувства, чтобы они не испортили их отношения с Нацуо, но чем дальше, тем хуже все становилось. Хуже становилось Фуюми, ведь именно она страдала из-за этой глупой неразделенной любви, которая делала каждый день лучше и хуже одновременно. Поэтому сегодня, как раз в тот момент, когда они могли пожить наедине несколько дней вместе, сестра приняла решение и собралась сказать обо всем брату. Только как это сделать… — Фу, не зависай! — блондинка очнулась только тогда, когда Нацуо уже был на кухне и выкладывал на стол купленные продукты. — Мне тут одному скучно будет во время готовки. «Вечером. Я сделаю это вечером», — подумала омега и побежала на кухню. — Значит готовка — это залить кипятком рамен? — засмеялась она, садясь на стул. — Для меня это уже прогресс! Раньше я даже чайник в руки взять не мог, а теперь смотри, даже лучше тебя стал. — Вот только плиту ты включил, а воду не набрал. Нацуо понял, что сестра права и хаотично выключил плиту, после чего снял с нее чайник. Девушка тепло улыбнулась, наблюдая за братом. Конечно он делал все это только ради того, чтобы развеселить Фуюми, и она это знала, поэтому была очень благодарна. За то, что они были вместе и имели возможность вместе проводить время. Через несколько минут чайник закипел и парень залил кипятком рамен, после чего сел напротив сестры. — Ладно, соглашусь, во мне тоже проснулся аппетит, когда я посмотрела на это. — А я что говорил. Не все же время есть только полезную еду. — Точно как ребенок, — тихо пробормотала себе под нос Фуюми и незаметно улыбнулась. Они уже давно не жили одни. Когда в прошлый гон Энджи девушка приехала в гостиницу, Нацуо не смог к ней присоединиться из-за дел на работе, поэтому неделю омега провела в одиночестве. Или им все же стоило чаще бывать раздельно? — Фу, — голос брата отвлек от невеселых мыслей. — Как там Шото? Я пытался позвонить, но он в своей обычной манере не брал трубку. А ведь обещал… — Ох, а мне звонил. Думаю дело в том, что он не отвечает на незнакомые номера, а ты совсем недавно поменял свой. Блондин задумчиво помешал палочками вместимое пластикового стаканчика. — Наверное ты права… Я ему не сказал. И все же, как Шото? — У него все в порядке, — ответила Фуюми, улыбнувшись, когда вспомнила младшего братика. — Сказал, что готовится к сдаче экзаменов с Бакуго-куном, тем милым мальчиком, который приходил к нам… — Милым его назвать не просто сложно, а невозможно. —… И который поставил ему временную метку. — Погоди, что?! — от удивления альфа даже подорвался с места. — Как это, поставил метку? — А мне казалось, что уроки о сущностях у нас были совместные, — покачала головой девушка, хитро сверкнув глазами. — Я серьезно, Фу, этот щенок… С Шото не должно было произойти это сейчас! «Если бы мы с тобой всегда так присматривали за ним, то этого всего вообще не произошло бы», — как бы эти мысли не были неутешительны, все же это правда. — Братик, успокойся. Сейчас это — неплохой вариант. Шо начал чувствовать себя намного лучше, и эта временная метка пошла ему на пользу. Если бы что-то было не так, он бы… Он бы сказал. А тот мальчик показался мне очень хорошим. Поэтому, — девушка встала со стула и подошла к брату, крепко обняв его. — Ты ведь тоже понимаешь, что мы опоздали со своим беспокойством… Так что сейчас мы должны просто верить ему и пытаться выстроить нормальные отношения между членами семьи. Нацуо вздохнул, прижимая омегу к себе и вдыхая приятный лавандовый запах. — Ты права… — немного погодя ответил он. — Я просто… Правда переживаю за него. В такие моменты, когда они были слишком близко, Фуюми постепенно теряла контроль над собой. Только Нацуо и его объятия. «Нет, нет», — резко оборвала себя девушка и аккуратно вывернулась из чужих рук, что было встречено вопросительно поднятой бровью. — Ты же обещал заплести меня, — улыбнулась блондинка и скрылась в комнате, чтобы найти расческу и резинку для волос. Она просто не могла перестать останавливать себя во время объятий. Как вообще можно было рассказать о… Чувствах? Глупость. Когда Фуюми нашла все нужное, она села на диван лицом к приоткрытому окну и закрыла глаза, наслаждаясь весенним ветерком, который приятно дул в лицо. Омега слышала чужие мягкие шаги, но все равно невольно вздрогнула, когда диван прогнулся под весом двух тел. Руки Нацуо всегда теплые. Он так аккуратно расчесывает волосы, что в этих размеренных движениях можно забыть обо всем. Ощущение этой близости заставляет что-то внутри перевернуться и с глухим стуком упасть куда-то вниз. Девушка грела лицо под лучами заходящего солнца и, уверена, даже слышала тихое размеренное сердцебиение брата. В голове крутились тысячи мыслей, как размеренные и неважные, так и беспокойные. «Я должна сказать…» — почему должна? Потому что приняла это решение, когда ехала сюда в машине? Или потому что надеялась услышать положительный ответ? Если так думала — то точно сошла с ума. Но повторять себе изо дня в день то, что Нацуо вскоре найдут прелестную омегу, он уедет жить с ней и Фуюми останется одна… Угнетало. И заставляло нервничать. Постепенно плохие мысли вытесняли другие, грудь неприятно сжало, а дышать стало труднее. — Ц-цуо… — прохрипела девушка, пошатнувшись. Альфе не нужно было повторять дважды: он уже слишком хорошо мог понять, когда сестре становилось плохо, поэтому без вопросов быстро сходил за ингалятором. Блондинка дрожащими руками нажала на кнопку и вдохнула лекарство, чувствуя, как приступ астмы постепенно сходит на нет. «Опять он волновался… Из-за меня» — Фу, все в порядке? — обеспокоенно заглянул в ее глаза парень. Он переживал. Боялся потерять, поэтому и переживал. — У тебя давно не было приступов… Ты не чувствовала ухудшения самочувствия? Фуюми покачала головой, поджав губы. Она доставляла слишком много проблем. Прошло так много времени, а ничего не поменялось: Нацуо продолжал опекать ее, а она… Даже не могла сделать что-то стоящее, чтобы хоть как-то отплатить за все, что делали ради нее. Внезапно девушка резко дернула брата за плечи, тем самым приблизив его к себе и крепко обняла. Когда-то эти объятия закончатся. Рано или поздно она останется одна. — Фу, ты чего? — альфа немного растерялся, почувствовав, как на плечи капают чужие слезы. — Что-то случилось, сестренка? Она пыталась держать это в себе, не давала переживаниям вырваться наружу, но, кажется, пришел тот момент, когда все вылилось наружу. Слезы не помогали — заставляли чувствовать себя еще беспомощнее. И даже теплые объятия Нацуо теперь не могли успокоить. Ведь однажды они исчезнут. — П-прости, я уж-жасный человек… Я п-правда не хочу портить тебе жизнь, но в ит-тоге все получается наоборот… У т-тебя была возможность найти друзей, н-но из-за меня… Ты постоянно был со мной, и я благодарна за это, н-но ты сам потерял то нормальное детство, которое м-могло у тебя б-быть… И из-за этого у меня появились эти ужас-сные чувства… — Ты о чем вообще? — иногда Нацуо не понимал свою сестру. Он хотел помогать ей, и быть рядом — его осознанный выбор. Она не должна была волноваться по поводу того, что парень что-то там потерял, когда был с ней, ведь другого ему было не нужно. Сестра важнее всего, что было в жизни Нацуо. — Снова переживаешь по пустякам и волнуешься. Ты же знаешь, что я делаю это не потому, что должен, а потому, что хочу… Много раз уже тебе говорил… И на счет твоих чувств я не совсем понял, но ты ведь можешь со мной поделиться даже мелочами — все равно буду слушать. «Поделиться? Цуо, но что ты скажешь мне, если услышишь?» — она должна была прекращать задавать себе эти вопросы и просто сделать это. Хотя бы потому, что тогда Нацуо сам оборвет их отношения, и Фуюми просто послушает его. Ей не придется заставлять себя самой это сделать. — Я л-люблю тебя… — И я тебя, Фу. — Н-нет, не так. Я н-не знаю, почему меня так тянет к тебе. Я не должна чувствовать твой запах так сильно, я не должна терять голову из-за одних только объятий, но… Я ужасна, Ц-цуо, раз во мне появились такие чувства. Д-даже по природе это невозможно, но почему-то все равно… Будто я какая-то аномалия, среди всех нормальных людей. Я знаю, что мне нельзя быть рядом с тобой, только все равно не могу перестать это делать. Мне так стыдно. И противно. Ненавижу себя. Внешне Нацуо никак не показал своего удивления, ведь… Он просто не знал, что должен был чувствовать. Все мысли и эмоции перемешались настолько, что разделить их между собой было слишком сложно. Внезапные слова Фуюми, в которые она вложила всю свою душу… Что должен был чувствовать альфа? Он слишком сильно любил ее, как сестру, чтобы хоть когда-то забыть об этой связи, но было ли здесь что-то большее, нежели просто родственные чувства? Нет. Почему-то это осознание приносило только невероятную боль. Он впервые не мог помочь сестре с проблемой, и это убивало. Альфа прижал к себе девушку еще крепче, чем до этого, но сказать хоть что-то так и не получилось. — Я н-не прошу тебя, чт-тобы ты ответил мн-не… Можешь просто сказать — и я н-не буду подходить… У тебя еще будет своя жизнь, ты найдешь себе омегу, и забудешь про меня, поэтому лучше сделать это р-раньше, чтобы я не сделала что-то, о чем могу пожалеть… Я п-правда не хочу, чтобы ты… — Хватит, — тихо сказал Нацуо. — Я… Не собирался говорить тебе этого. Ты моя сестра и я не могу просто так перестать с тобой общаться. Ты не виновата, что чувствуешь это… Здесь никто не виноват. Мне просто нужно время, чтобы понять это, ладно? Я обещаю, что… Что он собирался пообещать? Что полюбит сестру в другом ключе? Но ведь тогда это не будет любовь. Просто ложь, которая построенная на желаниях. —… Не брошу тебя. И не забуду. Даже если… Даже если отец найдет мне омегу, я клянусь, что мы будем видеться так же часто, как и сейчас. Если ты захочешь, я не женюсь на той, на которой буду должен. Фу, у меня же дороже тебя никого нет, ты и сама это прекрасно понимаешь. — И кроме тебя, у м-меня б-больше… — Просто дай мне время. Совсем немного, и я… Что-то придумает? А что вообще можно придумать в этой ситуации? —… И я обязательно тебя пойму. Я обещаю. Слезы понемногу высыхали на щеках, солнце продолжало катиться за горизонт, оставляя двоих людей в полутьме квартиры. Они продолжали молчать и обнимать друг друга. Каждый думал о своем, но эти мысли непременно связывались между собой. Разобраться во всем этом — да, должны были, и спустя немного времени они смогут сделать это. Парень сможет понять чужие чувства, а потом полностью переосмыслить всю свою жизнь, а девушка будет продолжать любить своего брата так сильно, как только может и примет любое его решение.

Спасибо, что открылась мне… Я видел, что тебя что-то тревожило, но не хотел давить своими расспросами. И, как и пообещал, я всегда буду рядом с тобой, моя любимая сестренка Фу.

Источник