такое не должно повториться
Такое не должно повториться
17 июня 1924 года родилась Антонина Александровна Никифорова.
Она родилась в Ленинграде, до войны работала врачом в больнице. Военную форму надела на второй день Великой Отечественной Войны, 23 июня.
Служила военврачом 3 ранга Краснознаменного Балтийского флота, получив назначение в стационарный военно-морской госпиталь на острове Саарема (Эзель) в Балтийском море. В октябре 1941 года после тяжелых боёв остров был захвачен немецко-фашистскими войсками.
Антонина Никифорова попала в плен. Была узницей фашистских концлагерей Майданек и Равенсбрюк. После освобождения написала документальную книгу «Это не должно повториться».
«Доктор Антонина», как называли её узники лагеря, — словно выполнила волю десятков тысяч жертв Равенсбрюка — русских, полек, чешек, немок, француженок, голландок, евреек, задолго до освобождения условившихся о том, что страшная правда о чудовищной системе уничтожения людей, которую применял фашизм, должна стать известна всему миру.
Публикуем отрывок из предисловия:
. Но не в характере доктора Антонины было сдаваться — с другими характерами не выживали в лагере.
В 1957 году вышла её первая книга «Это не должно повториться». Книжка небольшая, но потрясающая сердца тех, кто мало знал о творившемся в нацистских концлагерях.
Мне довелось быть свидетельницей того, как собиралась и создавалась вторая книга Антонины Александровны. Время было уже другое, и возможностей для поисков бывших узников стало больше.
В 1967 году вышло второе, дополненное издание книги, которое широко разошлось по нашей стране. Поток писем хлынул со всех сторон. Люди, потрясённые, писали о своих чувствах. А сколько бывших узниц благодаря вышедшей книге нашли своих подруг по несчастью и даже находили своих потерявшихся детей или узнавали об их судьбе!
Началось движение по объединению бывших узников нацизма (военнопленных и гражданских). Люди в первую очередь хотели рассказать о пережитом, поделиться тем, о чём нельзя было говорить раньше. Издание книг о концлагерях и рассказы о заключении не очень-то приветствовались в советское время, эта часть войны довольно мало известна и до сих пор.
Стелла Никифорова.
В карантине возникла наша дружба с Казимирой Казимировной и Леночкой. Кокетливая причёска, манеры интеллигентной женщины, знание русского языка и милые, добрые глаза невольно привлекли наше внимание к Казимире Казимировне. Она сразу завоевала симпатии. Узнав, что я врач, она подвела к нам опекаемую ею маленькую, хрупкую голубоглазую польку, у которой правая рука повисла плетью. Польское имя Хеля (от Helena — Елена) Ефросинья Сергеевна моментально превратила в Леночку. Это имя удивительно шло нашей новой знакомой. Здесь, в лагере, Леночка была не одна: мать и сестра разделяли её участь. В томительные дни карантина Казимира Казимировна и Леночка рассказали нам, что перенесли они в тюрьме.
Фашисты терроризировали поляков, уничтожали польскую интеллигенцию. Леночка, избитая в тюрьме, около двух месяцев не могла подняться с постели, но мужественно молчала, чтобы мать не узнала о перенесённых ею побоях. В гестапо особенно досталось ей и младшему брату. Вся вина их заключалась в том, что один из их шести братьев ушёл к партизанам. С допросов после избиения Леночку выносили на руках, а в это время пятеро её рослых братьев, ожидая в коридоре своей участи, должны были смотреть на страдания младшей сестры. На одном из допросов гестаповец ударил Леночку палкой по руке с такой силой, что раздробил кисть. Теперь Леночка страшилась, что не сможет работать и пропадёт в концлагере. Кости срослись, но суставы утратили подвижность. Мы занялись её рукой и через две недели восстановили работоспособность кисти. За эти две недели Леночка успела рассказать нам почти всю свою коротенькую жизнь: как её любил покойный отец, как сурова с ней её строгая мать. Она не договаривала, что мать и сестра неприязненно относятся к нам, русским, и только медицинская помощь, которую мы оказывали Леночке, позволяла ей часами сидеть с нами.
Сестра Леночки Ядвига говорила:
— Никогда не прощу брату страданий, которые он нам причинил.
А Леночка робко ей возражала:
— Но ведь Польша дороже, чем мы.
Казимира Казимировна была нашим большим другом, переводчиком и советчицей. С любовью и гордостью рассказывала она о своих сыновьях и дочери. Она попала в концлагерь из-за того, что двое её сыновей были «хлопцами з лясу», то есть ушли в партизаны. Ни слова укора по их адресу не вырвалось из её уст. Напротив, она гордилась своими сыновьями. Только забота о дочери, которая осталась дома, и боязнь, чтобы и её не забрало гестапо, тревожили Казимиру Казимировну.
Такое не должно повториться!
Это было время, когда ломались судьбы людей, рушился баланс семейных связей и родственных чувств, когда многие были запуганы властями и не откровенничали друг с другом. Это был страшный период политических репрессий в нашей стране, когда человек внезапно исчезал на многие годы, а то и терялся бесследно… 
ПИК репрессий в Могоче, впрочем, как и по всей стране, пришелся на конец 1936 начало 1937 годов. В то время довольно крупный поселок золотоискателей с железнодорожной станцией лихорадило от арестов. Наша семья в те годы жила в Могоче по улице Приисковой рядом с большим зданием треста “Верхамурзолото” и краевой конторой золотопродснаба. Тут же были расположены управление приисками, гаражи и огромный конный двор. Тресту подчинялись, а продснаб обслуживал десятки приисков от Усть-Кары и до Калара и Ольдоя, которые ныне в Амурской области. Мои родители знали очень многих сотрудников треста, тем более, что отец со старшим братом брали зимой подряд возить грузы на дальние каларские прииски. Им хорошо за это платили. И вот, когда начались интенсивные аресты, мимо наших окон то и дело начали проводить арестованных сотрудников из треста и краевой конторы. Мать каждый раз, увидев знакомых, всплескивала руками, испуганно произносила: “Ой, опять повели!” И называла порой фамилию. Обычно арестованных сопровождали два милиционера с наганами. Человек шел, понуро опустив голову, с небольшим узелком или портфелем. Вообще, многие были запуганы арестами и приходили на работу утром со свертком нижнего белья и брали с собой немного еды.
Мать моя, Аграфена Степановна, урожденная Голобокова, из села Шивки, что на Шилке, была домохозяйкой и очень боялась за моего отца, грека по национальности. И хотя он был уже на пенсии, а в прошлом работал каменщиком на железной дороге, строил паровозные депо в Могоче и Ксеньевской, туннели и мосты на этом протяжении, имел большую семью, — все же случиться могло всякое. Тем более, недавно произошел с ним неприятный инцидент. Летним вечером мы под открытым небом слушали выступление одного краснобая-лектора, который нещадно клеймил врагов народа, призывал к бдительности и вдруг свои стрелы направил против моего отца. Вот среди нас, — сказал оратор, — живет старик Ламбрианиди, кто он, откуда — неизвестно. Отец демонстративно встал со скамейки, взял меня за руку, сказал спокойно: “Не слушай этого дурака, пойдем домой!”. Я рассказал об этом матери, она испугалась насмерть, что теперь будет?
Переживания ее усилил своим посещением вернувшийся из тюрьмы сосед Вершинин, здоровенный мужик, вечный приискатель-одиночка. После трехмесячного заключения его качало ветром, так он похудел.
— О-хо-хо, Михаил Иванович, — рассказывал он моему отцу, непременно смоля самокрутку, — не дай, Бог, там побывать никому! В камерах — полным-полно народу, негде даже присесть. О еде и говорить нечего. Днем и ночью вызывают на допросы, бьют арестованных нещадно. Если вызывают на выход с вещами — значит, на этап, если нет, то увезут на расстрел!
Мать после такой откровенности совсем запереживала, но пронесло. Позднее (по своей наивности) она скажет, что отца не забрали потому, что Сталин “своих кавказцев” не садил в тюрьму.
Беда пришла с другой стороны. И случилась она в нашей семье с зятем, 24-летним комсомольцем, завскладом продснаба Якобсоном Михаилом Давыдовичем. В один из декабрьских дней в обед за ним пришли два милиционера. Его жена, моя сестра Клава, заплакала, начался обыск. Рылись в комоде, единственной мебели в квартире, в чемоданах. Михаил сидел на кухне с маленькой дочкой на руках. Он был подавлен неожиданным визитом незваных “гостей”. Помню, обыск ничего не дал, но один из милиционеров долго играл цепочкой от карманных часов с серебряной крышкой, а потом спокойно положил часы себе в карман. Обыск с мародерством! Якобсон поцеловал жену, детей и вышел из дома, не ведая, что дверь за ним закрылась навсегда. Да и мы все в семье не знали о его судьбе. Для нас он канул, как в воду. Несмотря на то, что родственники писали в разные инстанции, ответов на запросы или не было, или они были уклончивы. И только лишь во времена перестройки пришла первая новость: Якобсон М.Д. реабилитирован посмертно. С маленькой бумажкой был выслан его военный билет. И все, больше ничего. И опять все мы, оставшиеся в живых, недоумевали: или расстрелян, или умер в тюрьме, ибо здоровьем он не отличался. А главное, хотелось узнать в чем обвиняли “врага народа”, молодого человека, который политикой не занимался, даже газет не выписывал — и вдруг тюрьма. По работе он был аккуратным, не воровал, не фальшивил.
Случай такой представился только в прошлом году, это почти спустя 70 лет со дня, когда Михаила Давыдовича увели из могочинского дома. Познакомиться с делом Якобсона помог мне хороший человек, честный и объективный офицер КГБ Иван Никитович Климов. (Я знал его еще по Борзе, когда работал собственным корреспондентом “Забайкальского рабочего” и критической статьей вызвал гнев тогдашнего секретаря горкома. Климов возглавлял комиссию по проверке фактов и доложил на бюро, что в статье все без исключения правильно и неоспоримо. Это было для меня радостью и поддержкой.) Но об этом — чуть позже, а попутно хочу еще рассказать о брате Михаила Давыдовича Леонтии Давыдовиче Якобсоне, судьба которого так же драматична. До войны он работал на станции Большой Невер так же в качестве завсклада, откуда поступало горное оборудование на Алданские прииски. Однажды его вызвал местный следователь и с порога огорошил:
— Ну, Якобсон, рассказывай, как ты готовился встретить японцев?
— Что за вздор вы мне говорите? — ответил Леонтий Давыдович. — Я же красногвардеец, сражался в армии Буденного! Имею даже заслуги!
— Знаем мы вас, перерожденцев, — нажимал следователь. — Враг ты, товарищ Сталин осваивает Советский Север, а вы ему ставите палки в колеса!
Якобсону Л.Д. “состряпали” дело и дали длительный срок лагерей. Арестантов набрался полный эшелон, но вопреки обычному маршруту — на Колыму, отправили на Кольский полуостров в Хибины добывать апатиты. И тут война, немцы пробомбили раз-другой. Зеков быстро погрузили в теплушки и повезли в неизвестном направлении. Состав тащился долго, наконец, остановился, и люди увидели вокруг равнинное пространство — тундра. Дров не было, и зеки ночью сидели друг возле друга, прижавшись спинами. От голода и холода во сне многие умирали. Особенно страдали узбеки, таджики и другие южане.
Потом привезли лес, раздали топоры и пилы и сказали: “Стройте скорее бараки, а иначе все здесь передохните”. Так началось строительство железной дороги на Воркуту. Леонтий Давыдович много писал жалоб о несправедливости, они дошли до высоких инстанций, и его освободили. Реабилитировали, дали персональную пенсию республиканского значения и выплатили приличную сумму денег. Но все же бывший буденновец отбухал в лагерях почти десять лет. Дожил он до глубокой старости…
Что же касается дела Михаила Давыдовича, то не буду пересказывать подробности. С первых страниц чувствовалась тенденциозность в вопросах следователя, ведь ему нужно было сломать человека, сделать врагом народа, подвести под расстрел. И он выполнил задание верхов. Якобсон обвинялся по двум очень тяжким статьям — контрреволюционная деятельность и антисоветские действия. Первое заключалось в том, что в углу его склада (кто-то капнул) был обнаружен портрет маршала Тухачевского, уже расстрелянного как врага народа. Якобсон не сумел убедить следователя, что портрет — это материальная ценность, что акт на списание давно лежит, но его некому подписать, потому что должностные лица арестованы. По второй статье была простая придирка. На каком-то северном прииске нашли чуть прогорклое сливочное масло, отправленное из Могочи. Его бы по-хорошему списать по всем правилам, разобраться в деталях. Но нет, следователь делает заключение, дескать, кормили рабочий класс испорченными продуктами.
Добавьте «Правду.Ру» в свои источники в Яндекс.Новости или News.Google, либо Яндекс.Дзен
Быстрые новости в Telegram-канале Правды.Ру. Не забудьте подписаться, чтоб быть в курсе событий.
Это не должно повториться
Читать «Новости Югры» в
– Это был мой класс. Как раз накануне, 31 августа, мы с сыном убираем кабинет, вешаем занавески. Дочь пишет на доске «С последним первым звонком» и кричит: «Мама, посмотри, как я красиво написала!» Я как прочитала, у меня мурашки по спине побежали. А дочь объясняет: «У одиннадцатого класса же это последний первый звонок», – говорит Надежда Ильинична.
– А вот кабинет русского языка и литературы, здесь расстреливали наших мужчин и выбрасывали их тела вниз через окна.
– Линейка должна была начаться 1 сентября в 9:00. Но народ опаздывал, и было решено перенести ее на 10:00. Все мероприятия проводили на улице, на этой площадке. Здесь под деревьями сидели гости, – продолжает рассказ Надежда Ильинична, когда мы выходим из школы. – Однако становилось жарко, и решили все же начать раньше – с теми, кто успел подойти. И только я поворачиваюсь к своему классу, как слышу крик и вижу за спинами детей бледного боевика с автоматом в руках. Дальше все происходило как будто не с нами, как в ненормальном фильме, который вот-вот должен закончиться, но никак не прекращается.
– Многие спрашивают, почему был выбран именно Беслан, Осетия. Мне, конечно, никто из боевиков не рассказывал о своих планах. Но я живу здесь не первый день. Сколько терактов здесь было, народу погибло… Я убеждена, что это была попытка заставить нас подняться и пойти на соседей. Чтобы здесь вспыхнул очаг войны. Я рада, что у нашего народа хватило выдержки не поддаться на эту страшную провокацию, – сказала нам на прощание Надежда Ильинична.
Справка
В результате теракта в Беслане погибло 334 человека, большинство – заложники, включая 186 детей.
ТАКОЕ НЕ ДОЛЖНО ПОВТОРИТЬСЯ
Информация о трагедии и её причинах, произошедшей в ночь с 13 на 14 июня на озере Азас с выпускниками 11 «Б» класса Тоора-Хемской средней школы
Мы, родители, учителя, жители с. Тоор-Хем, депутаты местного Хурала представителей, потрясенные бандитской вылазкой против наших детей, выпускников школы, опасаясь, что местные власти сделают всё, чтобы замять это страшное событие. Хотим довести до широкой общественности суть происшедшего и его истинные причины.
Из заявления прокурору РТ Кизикину В.И.
родителей выпускников Тоора-Хемской средней школы
13 июня 2006 года наши дети по давней традиции после выпускного бала поехали в поход на озеро Азас, на две ночи, с согласия родителей.
С ними поехали классный руководитель Некрасова А.И., представители от родителей Долгих С.Ю., Товурак А.Н., а так же работник Тоджинского ОВО Посохин Ю.Н.
В ходе нападения спящих детей вытаскивали из палаток за ноги, в них стреляли, приставляли ножи к горлу, рвали одежду, совершали попытки к изнасилованию.
Стреляли по машине, в которой укрылись дети.
Подобные факты происходят неоднократно, в том числе нападение на детский лагерь «Азас», на турбазу, на поселок рыбаков.
На все обращения в силовые структуры никакой реакции не следует. Требуем принять меры по наведению порядка. Убедительно просим выслать следственную группу из г.Кызыла, так как не доверяем местной милиции.
Во-первых, о сути события.
В Тоора-Хемской средней школе существует давняя традиция выезжать на природу классом после выпускного бала. И, несмотря на запрет министерства образования, детей остановить было невозможно. В этой ситуации классный руководитель Некрасова А.И. приняла решение ехать с детьми, чтобы не допустить распития спиртного или неосторожного купания в реке. Планировалась поездка в традиционное место отдыха класса в летнее время на берегу реки Тоора-Хем в 3 км от поселка. Но весь берег оказался затопленным прибывающей водой. И дети приняли решение ехать на любимое место отдыха тоорахемцев – озеро Азас.
На берегу озера разбили лагерь, ловили рыбу, играли, сидели у костра. Днем к ним в гости приходили рыбаки, работники заповедника, приезжал на лошади мужчина с предложением обменять рыбу на что-нибудь (на самом деле, как потом выяснилось, на разведку), пообещал приехать утром, но на самом деле затем был в числе нападавших ночью. Первая попытка нападения была связана с угоном мотоцикла, который мальчишки отняли у воров. После этого, выстроившись цепочкой, с ружьями наперевес, размахивая ножами, штакетниками с гвоздями, бандиты, понукаемые криками женщины-предводительницы «Бей русских», бросились на безоружных детей. Отец выпускника Юры Долгих Сергей Юрьевич) вышел им навстречу, пытаясь остановить, называя себя: «Я Долгих. Я Долгих» – в расчете на то, что его знают по профессиональной деятельности. Четверо всадников загоняют его в озеро и наносят три проникающих ножевых ранения.
Трое насильников тащили девочку в кусты, изорвав одежду, изрезали на ней куртку. Девочка, извернувшись, выскользнула из куртки и убежала. Мальчишки глушили поленьями нападавших, отнимали ружья, выбрасывали их в кусты.
На мольбу учителя: «Не трогайте детей ради Христа!», перекошенное злобой лицо цинично изрекало: «Ваш Христос. Ваш Христос!».
Когда большинство детей оказалось в кузове машины, по ней была открыта стрельба, и пули попали в радиатор и борт, в машину закидывали горящие поленья из костра, и девочки голыми руками тушили их т.к. в кузове были канистры с бензином. С трудом удалось раненному мужчине завести машину и, истекая кровью, он пытался вывести находившихся в кузове детей. Одному из мальчишек удалось завести вторую машину, и он пытался разогнать бандитов, делая круги по «полю боя». Машина с пробитым радиатором несколько раз глохла, и дети пересели на догнавшую их вторую машину, в которой остались Юра Долгих с раненым отцом, Алла Иннокентьевна и Саша Налимов с прорубленной ногой. На второй скорости доехали до с.Адыр-Кежиг, где встретили милицейскую машину (милиционеры проводили облаву в связи с попыткой убийства инспектора ДПС, которого спас бронежилет). Алла Иннокентьевна объяснила ситуацию, и уже с милицией вернулась на место происшествия. То, что увидели милиционеры, повергло их в шок: разрезанные, порубленные палатки, разбросанные кроссовки и веши, кровавые поленья и лужи крови, одним словом – «поле битвы».
По приезде в Тоора-Хем уже вместе с родителями дети не могли взять освидетельствование в больнице («больница кивает на милицию, милиция на больницу»). После оказания первой медицинской помощи глав. врач больницы заявила: «Сами вызывайте сан.авиацию – у нас нет денег». В конце концов раненные были отправлены санзаданием в г.Кызыл. Дети все находятся до сих пор в шоковом состоянии, они пережили страшный стресс. Им требуется психологическая реабилитационная помощь. В кожууне необходимых специалистов нет.
Во-вторых, действия властей в этой cumvации: была сразу же предпринята попытка скоординировать свои действия с тем, чтобы отстраниться от ответственности. Буквальная фраза, брошенная родителям главой администрации кожууна Торжу В.К.: «Я тут ни причем. Это не моё дело», – высказывается попытка переложить всю ответственность на классного руководителя, уволить её. До обеда министры образования и внутренних дел не были поставлены в известность о случившемся. Это сделали родители 14 июня. Они вечером пришли в милицию, чтобы заставить зарегистрировать показания их детей о событиях в ночь с 13 на 14 июня. Здесь же сказались глава администрации Торжу В.К. и прокурор кожууна Сюктермаа С.С., родители стали просить их расследовать дело, отдать приказ произвести осмотр машин, со следами ночного побоища: следы пуль, лужи крови, головешки. И вдруг прокурор и Торжу В.К. стали в один голос предъявлять претензии к родителям: «Вы сами виноваты в случившемся. Кто вам дал право ехать на Азас. Не надо тут поднимать национальный вопрос!» Хотя родители тут же возразили, что они на этом вопросе не делают акцент, более того, среди пострадавших были и тувинцы.
На родителей оказывается давление. 15-го июня проведен в школе педсовет в присутствии зав. районо Шыырап В.Ч., главной задачей которого было определение меры ответственности классного руководителя. При этом грубо обрывались «неудобные» мнения, вплоть до «выйдите вон отсюда». О детях, о необходимости оказания им психологической реабилитационной помощи даже и не помышлялось. Только под давлением выступавших этот пункт был занесен в решение педсовета. Педсовет справедливо единогласно провалил предложение о вынесении выговора классному руководителю, посчитав, что причиной происшедшего является то, что в кожууне правит криминалитет. Своеобразную позицию заняли и правоохранители: следователем Каныраа А. была сделана попытка превратить пострадавших детей в простых свидетелей. Чинятся препятствия для регистрации заявлений родителей: 14-го, после того как дети и родители были в состоянии действовать, 10 человек отнесли заявления в милицию, отдали дежурному Тамдын-оол Д.В., который почему-то не стал относить заявления начальнику милиции, а сразу же передал их следователю Каныраа А. при этом Тамдын-оол отказался регистрировать поданные заявления.
На сегодняшний день ни один из потерпевших, кто подал заявление в милицию, не имеет на руках документа о регистрации заявления, как того требует закон. Складывается впечатление, что власти совместными усилиями пытаются укрыть реальные факты, не дать распространиться информации о случившемся в Тодже преступлении. Таким образом, милиция, прокурор, глава кожуунной администрации выступают в данном деле как бы адвокатами преступников.
По сути, наши дети пережили своего рода «Беслан», и только мужество безоружных мальчишек, классного руководителя, отца Юры Долгих Сергея Юрьевича спасли жизни детей, которые сражались голыми руками против вооруженных бандитов. Известно, что село Адыр-Кежиг, где все это произошло, является вотчиной депутата Законодательной палаты парламента Куулара М.К. и Главы кожууна Торжу В.К. Там действуют два магазина, в которых под запись раздается паленая волка, денатураты, а во время выдачи пенсии долги высчитываются по поданным спискам. Эти магазины принадлежат главе администрации кожууна Торжу В.К. и представителю Председателя правительства РТ в кожууне Марчину С.Э. (магазин находится на территории школы), продавцами работают их ближайшие родственники. Весь кожуун наблюдает, как по единственной дороге жизни – зимней – должностные лица кожууна на государственном транспорте перевозят коммерческие грузы для своих торговых точек. При этом нередки случаи, что и сами чиновники уходят в длительный запой. Из с.Адыр-Кежиг и председатель кожуунного Хурала. Сегодня можно говорить с уверенностью, что она – мать двоих детей, действия которых, скорее всего, будут квалифицированы как попытка изнасилования и убийства. Да она и сама «не чиста на руку». Такой председатель является удобным инструментом и «карманным председателем» в руках исполнительной власти.
За время функционирования этой системы власти в кожууне все пришло в упадок. Базовое предприятие КООПзверопромхоз, разграбленное, скорее всего, самим Кууларом, прекратил свое существование без юридического оформления, люди, работавшие в нем, не уволены и не числятся в новом ООО, испытывают трудности в оформлении пенсий. Совхозы, разогнанные по указанию сверху, разграблены и ничем не заменены. Кроме программ (составленных за большие бюджетные деньги) рекламных проспектов о себе, прожектов о развитии туризма, пустых обещаний ничего не сделано для развития кожууна. Не создано усилиями власти ни одного рабочего места. Власть отстраняется от решения вопросов жизнеобеспечения населения, поселения превращены в помойку, вопросы водоснабжения пущены на самотек и поддерживаются на минимальном уровне без соблюдения элементарных норм санитарии. В основном население живет за счет пенсий и детских пособий. Во время их выдачи вся деревня пьяная. Огороды в селах Адыр-Кежиг и Ий пустые, держать и разводить скот опасно из-за голодного населения, всегда готового украсть чужое. Возвращающиеся время от времени из мест заключения мужчины (а теперь присоединяются и женщины), начинают диктовать свои криминальные требования и устанавливать соответствующие порядки.
В настоящее время получающим заработную плату ходить в магазины становится опасно. Пьяные выпрашивают деньги, а в случае отказа сыплется брань, угрозы, в том числе и националистического толка.
В третьих, население, которое видело все эти безобразия, мирилось с ними и терпело эту власть, всколыхнулось от случившейся трагедии. «Гнойник» вскрылся». В Тоора-Хеме очень напряженная психологическая ситуация. И если проблема не будет решена правовым, законным путем, если власти и правоохранительные органы попытаются по-другому трактовать свершившееся, возможны серьезные последствия
Попытка скрыть, замять, умолчать, сгладить уже не получится. Родители решительно настроены довести дело до суда, чтобы все виновные понесли наказание, несмотря на возможные родственные связи. Народный гнев не предсказуем. Уже формируется идея народного референдума по смене власти, как безнравственной и не справляющейся со своими обязанностями.
В связи с изложенным, считаем необходимым привлечение независимой следственной группы для должного расследования этой трагедии и привлечения к уголовной ответственности преступников. Требуем провести служебное расследование в отношении сотрудников милиции, прокурора и главы администрации кожууна.