такая вот она была она всех вечно удивляла
12 незабываемых цитат Тоси из фильма «Девчата»
Любимица всего постсоветского пространства, народная артистка СССР Надежда Румянцева, родилась 9 сентября 1939 года. Она сыграла в таких фильмах, как «Королева бензоколонки», «Неподдающиеся», «Крепкий орешек», «Женитьба Бальзаминова» и других. Но, пожалуй, самой запоминающейся, яркой и любимой стала для всех нас ее Тося в фильме «Девчатах» (реж. Юрий Чулюкин). Вспоминаем замечательную актрису и самые яркие моменты из фильма «Девчата». 1. — А подушки у тебя своей нету? — Нет. […]
Любимица всего постсоветского пространства, народная артистка СССР Надежда Румянцева, родилась 9 сентября 1939 года. Она сыграла в таких фильмах, как «Королева бензоколонки», «Неподдающиеся», «Крепкий орешек», «Женитьба Бальзаминова» и других. Но, пожалуй, самой запоминающейся, яркой и любимой стала для всех нас ее Тося в фильме «Девчатах» (реж. Юрий Чулюкин). Вспоминаем замечательную актрису и самые яркие моменты из фильма «Девчата».
1.
— А подушки у тебя своей нету?
— Тумбочек у нас хоть завались, а вот по части подушек — бедствуем.
— Что ж мне на тумбочке спать?!
2.
— Ты что тут делаешь?
3.
— С «такими» я не танцую!
4.
— А зачем? Я и сама дойду — здесь медведЕй нет.
5.
— А головной убор, между прочим, так не носят!
6.
7.
— Мам, Вера, ты знаешь кто? Ты — героиня! Это ж надо такую сознательность иметь — никто над ней не стоит, а она занимается, занимается… Я б на месте правительства, всем, кто заочно учится, ордена б давала!
— Тось, ты меня просто удивляешь!
— Она всех вечно удивляла — такая уж она была!
8.
— Тось, ну хочешь, испытай меня, если не веришь!
— Да что ты — трактор, чтоб тебя испытывать?!
— Ненавижу тебя, ненавижу! И никогда в жизни тебе этого не прощу! Отойдите от кухни, а то у меня ложки пропадают!
9.
— Знаешь, мам Вер, я вообще решила замуж не выходить. Одной спокойней, правда? Хочу — халву ем, хочу — пряники…
10.
— Эх, мам Вер, так хочется быть красивой! Я б тогда за всех обманутых девчат отомстила. Вот иду я красивая по улице, а все встречные ребята так и столбенеют, а которые послабей — так и падают, падают, падают, падают и сами собой в штабеля укладываются!
11.
— Куда ты столько газет накупила?
— А к чему это, чтобы он всем тут улыбался? Я думала, он страдать будет, а он даже не смотрит на меня. Обедать и то не приходит, похудел так — одни глазюки остались. А все мне назло — вот, мол, ты повариха, на тебе, назло похудею, пусть тебе стыдно будет. Ух, я его насквозь вижу!
12.
— Ты знаешь, я вот раньше все время думала: как это люди целуются? Им же носы должны мешать! А теперь вижу — не мешают носы!
Фильм «Девчата» в формате HD можно посмотреть на канале киноконцерна «Мосфильм» на YouTube.
Советское кино
Фильм «Девчата», литературная основа
«Молоденькая ершистая Тося приезжает в лесной поселок на заработки. И кто бы мог подумать, что появление этой смешной детдомовской девчонки круто изменит жизнь многих людей: бесшабашного Ильи, холодной красавицы Анфисы, отчаявшейся Нади…».
Так звучит аннотация к книге Бориса Бедного, ставшей литературной основой для одноименного фильма «Девчата».
Борис Бедный окончил Майкопский лесной техникум, в числе лучших был послан в Ленинградскую лесотехническую академию. Он стал инженером водного транспорта и специалистом по сплаву леса, а потому хорошо знал то, о чем писал в книге. Повесть про лесорубов и сплавщиков леса вышла не самая гениальная, но живая и непосредственная, как и ее главная героиня Тося Кислицина. Весь мир и происходящее в нем показаны словно через призму ее незамысловатого восприятия.
«Тося проводила трактор почтительными глазами и, по давней своей привычке, топнула вдруг ногой, настраиваясь на поэтический лад. Еще учась в пятом классе, Тося сделала открытие: если как следует топнуть ногой, то потом уж никакого труда не составит сочинить строчку-другую стихов. Стихи эти, может быть, и не блистали особыми поэтическими совершенствами, но в оправдание Тоси надо сказать, что печатать их она не собиралась и даже на бумагу никогда не записывала. Тося пнула матушку-землю и пропела себе самовосхвалительную песенку, тут же сочиняя слова: «Она варила-жарила, всех… позади оставила!»
(Известная цитата «Она всех вечно удивляла. Такая уж она была» – тоже из серии таких стишков).
«Месяц стоял боком к земле, чтобы трудней было попасть в него космической ракетой. Тосе вдруг сильно захотелось, чтобы именно сейчас, сию вот минуту, когда она смотрит на месяц, в него ударила бы ракета и высекла искру и чтоб на всем белом свете это видела лишь она одна. Ну… пусть еще ученые, которые дежурят у своих зорких труб и получают за это ордена и высокую зарплату. Против ученых Тося ничего не имела».
В принципе, повесть «Девчата» – это не плохой вариант женского любовного романа советской эпохи, с коммунистической, да и просто человеческой моралью.
Автором сценария для всенародно любимого фильма выступил сам Борис Бедный. Не смотря на это, кино и фильм – две все-таки разные истории. Многие люди, прочитавшие книгу, говорят, что она гораздо глубже, чем фильм. Многих книжка, в сравнении с киноисторией, разочаровала. И все же, как мне кажется, к ним надо относиться, как двум совершенно разным произведениям, которые одинаково заслуживают внимания.
Любителям фильма наверняка будет интересно узнать больше о знакомых героях, угадывать в описаниях автора то, что они уже знают из фильма. И, наверное, многие с удовольствием будут подмечать многочисленные отличия книжного повествования от киношного.
А они начинаются с самого начала. Так, по книге семнадцатилетняя Тося приезжает в глухой лесной поселок из Воронежа в сентябре, а вовсе не лютой зимой. И работает она поваром вовсе не по профессии или призванию, а по причине безвыходной ситуации. До этого Тося недолго проработала в совхозе, но была уволена оттуда «по собственному желанию» из-за конфликта с агрономом. А затем почти год была домработницей у «самых настоящих научных работников». Факты из биографии героини не слишком романтичные и, наверное, поэтому мыли опущены. В фильме осталось только детдомовское детство. В книге есть безумно трогательная сцена, где Тося рассказывает девчатам о своей заветной мечте – иметь родного… даже не отца, а хотя бы старшего брата, который бы ее любил, оберегал и защищал от всего на свете.
А вот встреча с комендантом (которого в фильме блистательно сыграл Пуговкин) и с соседками в фильм вошла почти без изменений:
— А это место Камчаткой у нас называется. Сидят тут некоторые по вечерам. Посидят-посидят, а потом и комнату отдельную требуют. А комнат свободных у нас нету, ты это учти!
— Мне это без надобности.
— Все вы поначалу так говорите! – умудренно сказал комендант и вспрыгнул на крыльцо.
— А подушки своей у тебя нету? – с надеждой в голосе обратился он к Тосе. – тумбочек у нас хоть завались, могу даже две дать, а по части подушек бедствуем…
— Что же мне теперь, спать на тумбочке? – воинственно спросила Тося, уверенная в своем кровном праве на подушку и полная непоколебимой решимости выцарапать у коменданта все, что ей причитается».
Придя в женское общежитие, Тося заочно знакомится со своими хозяйками, ориентируясь на то, как выглядят их углы в комнате:
«По-солдатски суров и непритязателен был весь угол комнаты возле первой койки. Не было здесь ничего от себя, своей добавки к казенному уюту. Лишь на тумбочке стояла бутылка с постным маслом и банка с солью, возвещая, что хозяйка готовит обеды дома.
Равнодушием к уюту вторая койка могла бы поспорить с первой. В этом углу сразу же бросалась в глаза тумбочка, погребенная под ворохом книг. Технические справочники и лесные журналы лежали вперемешку с пухлыми романами. Попадались и новые книги с крепкими корешками, но больше было старых, пожелтевших и зачитанных, порой даже без начала и конца. Судя по некоторым признакам, можно было определить, что хозяйка второй койки любила читать лежа: койка ее прогнулась желобом и видом сильно смахивала на гамак.
Третья койка наглядно свидетельствовала о домовитости ее хозяйки и склонности к рукоделию. Казенное одеяло было спрятано под кружевным покрывалом, а в изголовье высилась целая гора подушек, увенчанная маленькой думкой. На спинке койки висело богато вышитое полотенце, а на стене – дорожка с аппликациями. Перед койкой на полу распластался единственный в комнате самодельный коврик, связанный из разноцветных тряпичных полос. И даже унылая тумбочка, покрытая салфеткой с мережкой, выглядела именинницей.
И четвертая койка тоже носила некоторые следы домовитости, но только хозяйке ее, кажется, не хватало терпения и усидчивости своей соседки: покрывалом были накрыты лишь подушки, и вышивка на полотенце была победнее. Зато на тумбочке стояло самое большое в комнате зеркало и вокруг него дружно грудились флаконы с одеколоном, баночки с кремом, пудреница, расчески, щеточки и прочий инвентарь, состоящий на вооружении человека, озабоченного поддержанием своей красоты».
В этом описании можно легко узнать четырех героинь истории, которые читателям книги (в отличие от посмотревших фильм) еще не знакомы. А Тося, как и в фильме, уже инспектировала тумбочки, принимала Ксан Ксаныча (который помимо угощений в книге еще приносит невесте картину) и пила чай с чужими угощениями. Сцена знакомства девчат с ней в фильме воспроизведена почти документально.
Тосина соседка Кати была на самом деле светловолосой. Катя – «сильная, ловкая девушка, красивая не так лицом, как всей своей рабочей статью, которую не скрадывал даже мешковатый ватник». Кстати, когда Тося появляется в поселке, «неуклюжий здоровяк» Сашка, еще только начинал ухаживать за Катериной. Впрочем, в книге их судьба сложилась так же, как и в фильме. А вот так в повести описаны остальные девчата:
Анфиса «работала телефонисткой на коммутаторе, одевалась лучше всех в комнате и была красива той броской красотой, которая сразу же приковывала внимание: мужчин заставляла оборачиваться на улице, а женщин провожать ее завистливыми глазами. Но было в Анфисе и что-то хищное, кошачье. Слишком рано в жизни Анфиса узнала, что она красива, и это знание обернулось для нее чувством своего извечного превосходства над другими девчатами. Ни с кем в комнате Анфиса не дружила и по-своему уважала одну лишь Надю – за то, что часто не понимала ее».
«Вера училась заочно в лесном техникуме, работала разметчицей на верхнем складе и была старостой комнаты. Она успела уже побывать замужем, и все девчата, кроме Анфисы, привыкли советоваться с ней. Для всех в комнате Вера была непререкаемым авторитетом, и даже бойкая Анфиса остерегалась с ней спорить».
А вот рослая и хмурая Надя, была некрасивой – парни никогда не обращали на нее внимания. Она уже примирилась со своей участью, замкнулась в себе и вечно и все время думала про себя одну невеселую думу. У каждой девушки в книге своя судьба, на которую маленькая несуразная Тося по-разному влияет.
Напоследок еще пара несоответствий с фильмом: в книге Филя был зубоскалом и первым скандалистом в поселке, что не мешало ему быть близким другом Ильи. Кстати, Илья в книге не выливал на снег Тосины щи, а, наоборот, всегда первым хвалил ее стряпню.
Анфиса знакомится с техноруком не в женском общежитии, а на улице и ради шутки представляется ему актрисой.
Когда Кислицина впервые оказывается в клубе, комендант повесил на стену один плакат Ильи (а не всей его бригады), но нарисован он был так плохо, что даже сам Илья узнал себя в нем только по знаменитой пыжиковой шапке. Кстати, после этого он танцует с Тосей. В тот же вечер и Филя пытается пригласить на танец новую повариху, но та дает от ворот поворот нетрезвому ухажеру. Но не волнуйтесь, гениальная сцена «с пальчиком» в книге тоже будет – но совсем в другом месте.
Ну, пожалуй, и хватит сравнений. Гораздо увлекательнее самим общее и отличия во время чтения повести. А прочитать ее стоит хотя бы потому, что у Анфисы и Нади в ней совсем другая история…
ОН и ОНА
*
Разодета. Стройна. Величава.
Вот поди-ка ещё поищи…
Дорогущая светская дама
Заполняет твой быт: ночи, дни.
Ты не любишь её. Я же знаю
Твою душу, почти, как свою.
Я, как свечка тихонечко таю,
Заглядевшись на зорьку твою.
Ты её поневоле ласкаешь
На закате минувшего дня.
Стан колючий её обнимаешь,
Моим именем громко звеня.
Приодета. Стройна. Величава.
Вот поди-ка ещё поищи…
Но твоя повседневная дама
Скверно варит компот и борщи.
*
Она любила, может быть, когда-то,
А может, не любила никогда?
И вряд ли человеки виноваты,
Что чувства застывают, как вода.
Она ходила часто на работу,
А веселясь, смеялась громче всех
И по утрам, стерев с лица зевоту,
В морщинках замечала новый грех.
Она ночами страстно умирала,
А днём в безликой шарила толпе
И шла вперёд, вернее, ковыляла
В необратимой вечной пустоте.
*
Ах, как она его любила!
И он не чаял в ней души,
Но в сорок первом это было.
Был он из первых, кто ушли,
Туда, где пули и засады,
Где линия передовой.
И там под грохот канонады
Любил любовью неземной.
Одна, без Веры и Надежды,
Любовь в углу её души.
Все на потом, война ведь прежде…
Закончен бой, все сокрушив.
Он бил его за мать, сестру,
За свой уклад и за свободу.
А клича на себя беду,
Уничтожал её природу.
Он бил врага, как должен бить…
Под пулями и днём, и ночью
Он верил в то, что будет жить
И бил врага, что было мочи.
*
Он торопился на свидание,
Ища в штанах своих… купюру,
В такси запрыгнул на сидение,
Укоротив слегка фигуру.
«Жена опять ремонт затеяла,
Гони, дружок, скорей от дома,
Всю ночь обои она клеила,
Что я привёз из Вашингтона.
А мне любви высокой хочется
Под стоны благодатной лиры…
Одна надежда, что не кончится
Очередной ремонт в квартире»
*
Он не узнал её при встрече:
Шутил и явно флиртовал.
Шел дождь. Холодный вешний вечер.
Он пригласил её на бал.
Его ей вновь судьба послала-
Прошло так много долгих лет,
Когда рука её ласкала
Вдаль уходящий силуэт…
Он очарован «незнакомкой»,
Наводит (прошлые) мосты.
Она же, розы его скомкав,
Исколет руки о шипы.
*
Он останется там, в черной рамке мечты –
Несравненно-нетленной картине.
А я здесь, где весна разрушает мосты,
Где хлеба колосятся в долине.
Где домой по весне прилетают грачи,
И развеяв в пути ностальгию,
Лечат души от грусти, хандры, как врачи,
А на крыльях приносят Богиню.
Она чудною палочкой ловко взмахнет:
Снег водой побежит по дорогам,
Лист проклюнется, ландыш в лесу зацветет,
Заворчит лень с утра в огородах.
Он останется там, в черной рамке мечты –
Драгоценной, старинной картине.
А я здесь, где весною уносит мосты,
Где цветёт василёк синий-синий.
УДИВЛЕНИЕ
Она всех вечно удивляла
Такая уж она была!
Мужчин на подвиг вдохновляла
Уже тем что она жила
В ее глазах сверкали искры
В движеньях грация и страсть
Нет равных подойти к ней близко
К ее ногам стремятся пасть.
— Тётя Клава, можно я оставлю у тебя свои игрушки на время?
— А что случилось, Вовочка?
— Да брата из роддома привезли. Неизвестно ещё что за человек.
После шести есть нельзя.
Мне сегодня исполнилось шесть.
Мальчика учительница рисования спрашивает:
— А что ты будешь рисовать?
Он отвечает, показывая на белый листок:
— Ну здесь закрашу черным, здесь закрашу синим, а здесь зеленым зафигачу!
Учительница падает в обморок.
Директор:
— Что произошло?
Мальчик:
— Меня спросили, что я буду рисовать, я ответил: ну здесь закрашу черным, здесь закрашу синим, а здесь зеленым зафигачу!
Учительница опять падает в обморок.
Директор:
— Ну, ты не видишь, ей от зеленого плохеет, зафигач красным!
— Мам, у папы есть родители.
— Конечно, есть. бабушка Валя и дедушка Витя.
— А зачем они его нам отдали?
LiveInternetLiveInternet
—Метки
—Рубрики
—Музыка
—Поиск по дневнику
—Подписка по e-mail
—Интересы
—Постоянные читатели
—Статистика
«Тося топнула ногой и пропела…
Она всех вечно удивляла, Такая… уж она была!
— Поэтесса! — фыркнула Анфиса. — Пушкин в томате!
— Как умею. — обиделась Тося и злопамятно посмотрела на ехидную Анфису.»
Повесть полна диалогов девчат, у каждой своя судьба, своя тропка в этом заснеженном лесу. Размышления о красоте, о мужском предательстве и неверности, о женской гордости и об ее отсутствии красят повесть и фильм.
Давайте и мы насладимся пару-тройкой цитат из повести.
— Далась тебе эта красота… А ты думала — красивым трудней жить, соблазна больше?
— Мне бы их трудности… — пробормотала Тося и вдруг стукнула кулаком по столу. — А все таки неправильно это! Несогласная я!
— О чем ты? — не поняла Вера.
— Все о том же! Ну, хоть нашу Анфиску взять: она и пальцем не пошевелила, а ей задарма все досталось: красота, успех и прочее. А чем мы хуже? Скажи, чем? Ага, не можешь ответить! — торжествовала Тося победу над Верой заочницей. — Или так и должно быть: одним вершки, а другим корешки. Если б еще нас перед рожденьем спрашивали: хочешь такой быть? А то ведь не спрашивают. Произведут на свет — и живи как умеешь. Сидел бы бог на небе — так хоть знали бы, кто тебе свинью подложил. А теперь бога сковырнули — и ругать некого. Природу ругать не будешь: это как головой об стенку. И зачем только говорят, что у нас все равны?
— Равны, но не одинаковы, — ответила Вера.
Тося растерянно поморгала, удивляясь по простоте душевной тому, сколько люди навыдумывали сходных и в то же время чем то отличных друг от друга слов, за которые можно прятаться.
***
Надо же: север тут у вас, медведи, а я — про любовь. С чего бы это, а?
— Возраст такой подошел, — сказала Катя.
— Возраст? — У Тоси был сейчас такой вид, точно она вдруг узнала, что незаметно для себя состарилась. — Значит, это у всех бывает? Как будильник натикает — так звонок?
— А ты думала, ты одна такая? — спросила Вера.
— Одна не одна, а все таки…
***
Она тут же отодвинулась от Ильи, огляделась вокруг и как бы заново увидела: затоптанную многими ногами неказистую тормозную площадку с лохмотьями древесной коры на полу, ржавое колесо тормоза, нацеленные на нее с соседней платформы торцы бревен, меченные фиолетовым Вериным мелком, и совсем близко от себя — несвежий ватник Ильи с прожженным у костра боком. Так вот, значит, как ей впервые в любви объяснились!
Не умом, а всем своим существом Тося вдруг почувствовала неуловимую быстротекучесть времени. Не ухватить его за какой нибудь хвостик секунды, не попридержать… И это в ее жизни уже позади! Питайся она одним кислым молоком и проживи на свете еще хоть двести лет — а первому объяснению никогда уж не бывать. Если посчастливится, ей могут объясниться во второй раз, в пятый, в двадцать… девятый. Больше, пожалуй, и не надо, ведь каждый раз придется что то отвечать. Слишком хлопотное это дело.
Раньше Тося была почему то уверена, что, как только ей объяснятся в любви, вся жизнь ее сразу переменится. А сейчас она увидела, что все в общем то осталось по прежнему: с равнодушным железным грохотом катились колеса под полом платформы, по сторонам дороги в густеющих сумерках мелькали темные ели и серые расплывчатые березы. И даже собственный Тосин палец, порезанный сегодня на кухне и завязанный тряпочкой, все так же, как и до признания Ильи, мерз в рукавице.
Тосе казалось, что Илья все напутал и объявил о своей любви совсем не так, как надо было. Слишком уж все произошло буднично и как то между делом. А затрапезным своим видом Илья, сам того не подозревая, вконец испортил долгожданный Тосин праздник. Тося не была бюрократкой и не требовала, чтобы Илья ради такого торжественного случая вырядился в парчу и бархат, но и в ватнике с прожженным боком ему тоже, пожалуй, объясняться в любви не следовало…
А я… Может, где и есть любовь… — Она дважды взмахнула вытянутой до предела рукой, показывая на далекие загоризонтные края. — А у нас в поселке нету, за это я ручаюсь!
Тося клятвенно ударила себя кулаком в грудь и поведала самую свежую свою тайну:
— Знаешь, я вообще решила не жениться… это самое, замуж не выходить. А ну их! Будем с тобой дружить — и проживем за милую душу. Вот увидишь! И кто это выдумал, что обязательно надо кого то любить? Чего, в сам деле! Это все одно воображенье. На жизнь себе я всегда заработаю, а то попадется какой нибудь пропойца — мучайся потом с ним! Одной спокойней, правда, мама Вера? Хочу халву ем, хочу пряники!
Она живо вскочила с койки, достала из своей тумбочки кулек с одним единственным мятным пряником, разломила его пополам, одну половинку сунула Вере, а другую принялась жевать сама.
«Илья молча снял руку с Тосиного плеча и отодвинулся от нее.
— Уже обиделся? Ох и личность ты. Ну ладно, так и быть…
Тося повернулась боком к Илье, зажмурилась и ткнула себя пальцем в щеку, показывая, куда целовать. Илья осторожно коснулся губами ее щеки и вопросительно посмотрел на Тосю. Она все еще сидела с закрытыми глазами: то ли переживала первый свой поцелуй, то ли ждала еще чего то. Илья решительно обнял Тосю, крепко поцеловал ее в губы и тут же предусмотрительно отшатнулся, предвидя неминуемый нагоняй.
А Тося вдруг засмеялась. Всего ожидал от нее Илья, но лишь не этого смеха, обидного для мужского его самолюбия.
— Чего ты? — хмуро спросил он. Тося замотала головой.
— Не скажу… Никогда не скажу! И не упрашивай. Илья придвинулся к ней:
— Ну, Тось?
— Да стыдно про такое говорить…
— Так ведь мне же, не кому нибудь.
— Знаешь… я раньше все думала: и как это люди целуются, ведь носы должны мешать… А теперь вижу: ничуть они не мешают!
— Вот детсад! — изумился Илья».