так это стало быть литераторы за гробом идут

«Так это, стало быть, литераторы за гробом идут?»

Анатолий Королев, обозреватель РИА Новости.

Сорок лет назад, в декабрьском номере журнала «Москва» была опубликована первая часть романа Булгакова «Мастер и Маргарита». Как сегодня, помню тот газетный киоск, где киоскерша распахнула на миг оконце и протянула мне заветный журнал.

«Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. »

Сегодня о романе известно почти все.

Вскоре, однако, Булгаков вернулся к роману, и писал его уже до конца жизни, до самой последней точки. Жена писателя Елена Сергеевна сохранила для нас ту священную минуту: это случилось 13 февраля 1940 года, за четыре недели до смерти, умирающий Булгаков писать уже не мог, а только глухим голосом вносил поправки в рукопись, которую читала по главам жена.

Дойдя до сцены в Александровском саду, где, помните, Маргарита знакомится с Азазелло в тот самый момент, когда мимо идет похоронная процессия с гробом литначальника Берлиоза, где Маргарита спрашивает у демона: «Так это, стало быть, литераторы за гробом идут?» Булгаков замолчал, и сказал: «пожалуй, хватит». И уже больше к работе над текстом не возвращался.

Роман пришел к российскому читателю, когда минуло более четверти века спустя после смерти писателя. Пришел и сразу стал событием не только отечественной, но и мировой литературы.

Наконец музыку к фильму сочинил Альфред Шнитке, это одна из последних его работ в музыке.

Источник

ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: Мастер и Маргарита

НАСТРОЙКИ.

СОДЕРЖАНИЕ.

СОДЕРЖАНИЕ

Мастер и Маргарита

Текст печатается в последней прижизненной редакции (рукописи хранятся в рукописном отделе Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина), а также с исправлениями и дополнениями, сделанными под диктовку писателя его женой, Е. С. Булгаковой.

. Так кто ж ты, наконец? – Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.

Никогда не разговаривайте с неизвестными

Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе. Второй – плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке – был в ковбойке, жеваных белых брюках и в черных тапочках.

Первый был не кто иной, как Михаил Александрович Берлиоз, председатель правления одной из крупнейших московских литературных ассоциаций, сокращенно именуемой МАССОЛИТ, и редактор толстого художественного журнала, а молодой спутник его – поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный.

Попав в тень чуть зеленеющих лип, писатели первым долгом бросились к пестро раскрашенной будочке с надписью «Пиво и воды».

Да, следует отметить первую странность этого страшного майского вечера. Не только у будочки, но и во всей аллее, параллельной Малой Бронной улице, не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, – никто не пришел под липы, никто не сел на скамейку, пуста была аллея.

– Дайте нарзану, – попросил Берлиоз.

– Нарзану нету, – ответила женщина в будочке и почему-то обиделась.

– Пиво есть? – сиплым голосом осведомился Бездомный.

– Пиво привезут к вечеру, – ответила женщина.

– А что есть? – спросил Берлиоз.

– Абрикосовая, только теплая, – сказала женщина.

– Ну, давайте, давайте, давайте.

Абрикосовая дала обильную желтую пену, и в воздухе запахло парикмахерской. Напившись, литераторы немедленно начали икать, расплатились и уселись на скамейке лицом к пруду и спиной к Бронной.

Тут приключилась вторая странность, касающаяся одного Берлиоза. Он внезапно перестал икать, сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нем. Кроме того, Берлиоза охватил необоснованный, но столь сильный страх, что ему захотелось тотчас же бежать с Патриарших без оглядки. Берлиоз тоскливо оглянулся, не понимая, что его напугало. Он побледнел, вытер лоб платком, подумал: «Что это со мной? Этого никогда не было. сердце шалит. я переутомился. Пожалуй, пора бросить все к черту и в Кисловодск. »

И тут знойный воздух сгустился перед ним, и соткался из этого воздуха прозрачный гражданин престранного вида. На маленькой головке жокейский картузик, клетчатый кургузый воздушный же пиджачок. Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая.

Жизнь Берлиоза складывалась так, что к необыкновенным явлениям он не привык. Еще более побледнев, он вытаращил глаза и в смятении подумал: «Этого не может быть. »

Но это, увы, было, и длинный, сквозь которого видно, гражданин, не касаясь земли, качался перед ним и влево и вправо.

Тут ужас до того овладел Берлиозом, что он закрыл глаза. А когда он их открыл, увидел, что все кончилось, марево растворилось, клетчатый исчез, а заодно и тупая игла выскочила из сердца.

Однако постепенно он успокоился, обмахнулся платком и, произнеся довольно бодро: «Ну-с, итак. » – повел речь, прерванную питьем абрикосовой.

Речь эта, как впоследствии узнали, шла об Иисусе Христе. Дело в том, что редактор заказал поэту для очередной книжки журнала большую антирелигиозную поэму. Эту поэму Иван Николаевич сочинил, и в очень короткий срок, но, к сожалению, ею редактора нисколько не удовлетворил. Очертил Бездомный главное действующее лицо своей поэмы, то есть Иисуса, очень черными красками, и тем не менее всю поэму приходилось, по мнению редактора, писать заново. И вот теперь редактор читал поэту нечто вроде лекции об Иисусе, с тем чтобы подчеркнуть основную ошибку поэта. Трудно сказать, что именно подвело Ивана Николаевича – изобразительная ли сила его таланта или полное незнакомство с вопросом, по которому он собирался писать, – но Иисус в его изображении получился ну совершенно как живой, хотя и не привлекающий к себе персонаж. Берлиоз же хотел доказать поэту, что главное не в том, каков был Иисус, плох ли, хорош ли, а в том, что Иисуса-то этого, как личности, вовсе не существовало на свете и что все рассказы о нем – простые выдумки, самый обыкновенный миф.

Надо заметить, что редактор был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на древних историков, например, на знаменитого Филона Александрийского, на блестяще образованного Иосифа Флавия, никогда ни словом не упоминавших о существовании Иисуса. Обнаруживая солидную эрудицию, Михаил Александрович сообщил поэту, между прочим, и о том, что то место в 15-й книге, в главе 44-й знаменитых Тацитовых «Анналов», где говорится о казни Иисуса, – есть не что иное, как позднейшая поддельная вставка.

Поэт, для которого все, сообщаемое редактором, являлось новостью, внимательно слушал Михаила Александровича, уставив на него свои бойкие зеленые глаза, и лишь изредка икал, шепотом ругая абрикосовую воду.

– Нет ни одной восточной религии, – говорил Берлиоз, – в которой, как правило непорочная дева не

Источник

Роман «Мастер и Маргарита» – визитная карточка Михаила Афанасьевича Булгакова. Более десяти лет Булгаков работал над книгой, которая стала его романом-судьбой, романом-завещанием.

В «Мастере и Маргарите» есть все: веселое озорство и щемящая печаль, романтическая любовь и колдовское наваждение, магическая тайна и безрассудная игра с нечистой силой.

Маргарита провожала глазами шествие, прислушиваясь к тому, как затихает вдали унылый турецкий барабан, выделывающий одно и то же «Бумс, бумс, бумс», и думала: «Какие странные похороны… И какая тоска от этого» бумса«! Ах, право, дьяволу бы заложила душу, чтобы только узнать, жив он или нет! Интересно знать, кого это хоронят с такими удивительными лицами?»

– Берлиоза Михаила Александровича, – послышался рядом несколько носовой мужской голос, – председателя МАССОЛИТа.

Удивленная Маргарита Николаевна повернулась и увидела на своей скамейке гражданина, который, очевидно, бесшумно подсел в то время, когда Маргарита загляделась на процессию и, надо полагать, в рассеянности вслух задала свой последний вопрос.

Процессия тем временем стала приостанавливаться, вероятно, задерживаемая впереди светофорами.

– Да, – продолжал неизвестный гражданин, – удивительное у них настроение. Везут покойника, а думают только о том, куда девалась его голова!

– Какая голова? – спросила Маргарита, вглядываясь в неожиданного соседа. Сосед этот оказался маленького роста, пламенно-рыжий, с клыком, в крахмальном белье, в полосатом добротном костюме, в лакированных туфлях и с котелком на голове. Галстук был яркий. Удивительно было то, что из кармашка, где обычно мужчины носят платочек или самопишущее перо, у этого гражданина торчала обглоданная куриная кость.

– Да, изволите ли видеть, – объяснил рыжий, – сегодня утром в Грибоедовском зале голову у покойника стащили из гроба.

– Как же это может быть? – невольно спросила Маргарита, в то же время вспомнив шепот в троллейбусе.

– Черт его знает как! – развязно ответил рыжий, – я, впрочем, полагаю, что об этом Бегемота не худо бы спросить. До ужаса ловко сперли. Такой скандалище! И, главное, непонятно, кому и на что она нужна, эта голова!

Как ни была занята своим Маргарита Николаевна, ее все же поразили странные враки неизвестного гражданина.

– Позвольте! – вдруг воскликнула она, – какого Берлиоза? Это, что в газетах сегодня…

– Так это, стало быть, литераторы за гробом идут? – спросила Маргарита и вдруг оскалилась.

– А вы их знаете в лицо?

– Всех до единого, – ответил рыжий.

– Скажите, – заговорила Маргарита, и голос ее стал глух, – среди них нету критика Латунского?

– Как же его не может быть? – ответил рыжий, – вон он с краю в четвертом ряду.

– Это блондин-то? – щурясь, спросила Маргарита.

– Пепельного цвета… Видите, он глаза вознес к небу.

Больше Маргарита ничего не спросила, всматриваясь в Латунского.

– А вы, как я вижу, – улыбаясь, заговорил рыжий, – ненавидите этого Латунского.

– Я еще кой-кого ненавижу, – сквозь зубы ответила Маргарита, – но об этом неинтересно говорить.

Процессия в это время двинулась дальше, за пешими потянулись большею частью пустые автомобили.

– Да уж, конечно, чего тут интересного, Маргарита Николаевна!

Вместо ответа рыжий снял котелок и взял его на отлет.

«Совершенно разбойничья рожа!» – подумала Маргарита, вглядываясь в своего уличного собеседника.

– Я вас не знаю, – сухо сказала Маргарита.

– Откуда ж вам меня знать! А между тем я к вам послан по делу.

Маргарита побледнела и отшатнулась.

– С этого прямо и нужно было начинать, – заговорила она, – а не молоть черт знает что про отрезанную голову! Вы меня хотите арестовать?

– Ничего подобного, – воскликнул рыжий, – что это такое: раз уж заговорил, так уж непременно арестовать! Просто есть к вам дело.

– Ничего не понимаю, какое дело?

Рыжий оглянулся и сказал таинственно:

– Меня прислали, чтобы вас сегодня вечером пригласить в гости.

– Что вы бредите, какие гости?

– К одному очень знатному иностранцу, – значительно сказал рыжий, прищурив глаз.

Маргарита очень разгневалась.

– Новая порода появилась: уличный сводник, – поднимаясь, чтобы уходить, сказала она.

– Вот спасибо за такие поручения! – обидевшись, воскликнул рыжий и проворчал в спину уходящей Маргарите: – Дура!

– Мерзавец! – отозвалась та, оборачиваясь, и тут же услышала за собой голос рыжего:

– Тьма, пришедшая со средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней… Пропал Ершалаим, великий город, как будто не существовал на свете… Так пропадите же вы пропадом с вашей обгоревшей тетрадкой и сушеной розой! Сидите здесь на скамейке одна и умоляйте его, чтобы он отпустил вас на свободу, дал дышать воздухом, ушел бы из памяти!

Источник

ЧИТАТЬ КНИГУ ОНЛАЙН: «Мой бедный, бедный мастер…»

НАСТРОЙКИ.

СОДЕРЖАНИЕ.

СОДЕРЖАНИЕ

«Мой бедный, бедный мастер…»

БОГ ПОРУГАЕМ НЕ БЫВАЕТ

Трудно назвать в русской литературе писателя, который в той или иной фор ме не коснулся бы так называемой «бесовской» темы. Чаще всего эти загадоч ные персонажи действовали в сатирических произведениях, но иногда они становились героями сочинений серьезных, трагических. Михаил Булгаков, опиравшийся на творческий опыт Гоголя, Достоевского, А.К.Толстого, Н.П.Вагнера, В.И.Крыжановской-Рочестер и др., сумел придать этой специ фической теме свои особые черты, вытекающие из нерадостной действи тельности двадцатых-тридцатых годов прошлого столетия («Похождения Чичикова», «Дьяволиада» и др.). Писатель смог отразить сложнейшие собы тия своей эпохи в исторических текстах древнейшего времени, прибегая зачастую к тайнописи, которую не всегда можно расшифровать даже специа листу. При этом герои – представители якобы трансцедентной силы – ис пользовались писателем для решения многосложных и разнообразных худо жественных задач, в совокупности представлявших собой события, реально развивавшиеся в Москве («красном Ершалаиме») и вокруг Булгакова.

В «Мастере и Маргарите», самом великом своем романе, Булгаков причуд ливо смешал фантастическое и реальное. Здесь персонажи из ада играют ключевые роли.

В романе-эпопее, над которым художник трудился примерно десять лет, Булгаков, по сути, выразил свое отношение к совершившейся в России в хо де революционных преобразований коренной перестройке всех основ на родной и государственной жизни. Разумеется, и в более ранних своих произ ведениях он касался этой проблемы, но делал это не так масштабно.

В «Мастере и Маргарите» оценка новой действительности дана Булгако вым в самой резкой, порой уничтожающей форме. Любопытно, что даже ближайший друг писателя П.С.Попов, ознакомившись с содержанием по следней редакции романа, так характеризовал его в письме к Е.С.Булгаковой от 27 декабря 1940 года: «Конечно, о печатании не может быть речи. Идеоло гия романа – грустная, и ее не скроешь. Слишком велико мастерство, сквозь него все ярче проступает. А мрак он еще сгустил, кое-где не только не завуали ровал, а поставил точки над i. В этом отношении я бы сравнил с «Бесами» До стоевского. У Достоевского тоже поражает мрачная реакционность – безус ловная антиреволюционность. Меня «Бесы» тоже пленяют своими художест венными красотами, но – из песни слов не выкинешь – и идеология крайняя. И у Миши так же резко. Но сетовать нельзя. Писатель пишет по собственно му внутреннему чувству – если бы изъять идеологию «Бесов», не было бы так выразительно. Мне только ошибочно казалось, что у Миши больше все сгла дилось, уравновесилось (Попов сравнивает последнюю редакцию романа с более ранними вариантами, имевшими свои плюсы и минусы. – В.Л.), – ка кой тут! В этом отношении чем меньше будут знать о романе, тем лучше. Гениальное мастерство всегда остается гениальным мастерством, но сейчас ро ман неприемлем. Должно будет пройти лет 50-100. Но… надо беречь каждую строку – в связи с необыкновенной литературной ценностью» (См.: М.Булга ков. Письма. М., 1989. С. 533-534).

Важнейшим стимулом к написанию масштабного романа о новой россий ской действительности, несомненно, послужило богоборчество, ставшее го сударственной политикой новой власти. Булгаков рассматривал это явление как целенаправленное уничтожение основ тысячелетней русской духовнос ти и государственности. Уже в «Белой гвардии» он пытался заострить внима ние на этой проблеме, создав удивительный по художественной силе образ русского интеллигента Ивана Русакова, писавшего для либеральных журна лов богоборческие стишки. Но в последующие годы богоборчество в стране стало обретать еще более агрессивный характер, началось массовое истреб ление духовенства. О реакции Булгакова на эти события можно судить по его дневниковым записям от 5 января 1925 года:

«Сегодня специально ходил в редакцию «Безбожника». Она помещается в Столешниковом переулке… Был с М.С. (Митей Стоновым. – В.Л.), и он оча ровал меня с первых же шагов.

– Что, вам стекла не бьют? – спросил он у первой же барышни, сидящей за столом.

– То есть, как это? (растерянно). Нет, не бьют (зловеще).

Хотел поцеловать его в его еврейский нос.

Оказывается, комплекта за 1923 год нету. С гордостью говорят – разо шлось. Удалось достать 11 номеров за 1924 год… Тираж, оказывается, 70 ты сяч, и весь расходится. В редакции сидит неимоверная сволочь, выходит, приходит; маленькая сцена, какие-то занавесы, декорации. На столе, на сце не, лежит какая-то священная книга, возможно, Библия, над ней склонились какие-то две головы:

– Как в синагоге, – сказал Митя, выходя со мной. Меня заинтересовало, насколько процентов все это было сказано для меня специально… У меня та кое впечатление, что несколько лиц, читавших «Белую гвардию» в «России», разговаривают со мной иначе, как бы с некоторым боязливым, косоватым почтением. Митин отзыв об отрывке «Б. гв.» меня поразил, его можно на звать восторженным, но еще до его отзыва окрепло что-то у меня в душе… Ужасно будет жаль, если я заблуждаюсь…

Когда я бегло проглядел у себя дома вечером номера «Безбожника», был потрясен. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее, ее можно доказать документально: Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Нетрудно по нять, чья это работа. Этому преступлению нет цены… Большинство заметок в «Безбожнике» подписано псевдонимами.

‘А сову эту я разъясню’» (М.Булгаков. Дневник. Письма: 1914-1940. М., 1997. С. 85, 87).

В этой записи важно все, но особенно хотелось бы обратить внимание на две заключительные фразы: «Этому преступлению нет цены» и «А сову эту я разъясню». Первая указывает на значение и место данной темы в будущем ро мане, а вторая – на желание писателя точно указать на те силы, которые со знательно проводили губительную для народа антихристианскую политику.

Весьма примечателен и факт приобретения писателем комплекта «Без божника». Разумеется, ему он был необходим для творческой работы, для бу дущего романа (проведенный нами анализ содержания «Безбожника» за 1923-й и другие годы показал, что Булгаков очень внимательно изучил «заметки», помещенные в журнале, и использовал их при написании первых глав романа).

Вообще следует отметить: писатель обладал прекрасной личной библио текой и замечательной коллекцией документов, которые, к великому сожале нию, в значительной степени утрачены. Но кое-что все же сохранилось, в том числе и материалы, относящиеся к богоборческой теме. Среди них вы деляются сочинения небезызвестного Демьяна Бедного, послужившего од ним из многочисленных прототипов Михаила Александровича Берлиоза (ИРЛИ. Ф. 369. №560).

Необходимо особо подчеркнуть, что «вклад» этого плодовитого поэта в оболванивание и растление и без того несчастного народа был огромен. В течение пятнадцати лет он едва ли не каждый день печатался одновре менно во всех центральных органах печати, используя почти всегда один и тот же жанр – поэтический фельетон. Сокрушительные удары наноси лись им преимущественно по «врагам революции», среди которых на пер вом месте стояла Русская православная церковь. Булгаков внимательней шим образом следил за его «творчеством». Как справедливо замечает Н.Б.Кузякина, «на протяжении многих лет Демьян Бедный был невольным литературным раздражителем для

Булгакова» (Михаил Булгаков и Демьян Бедный // М.А.Булгаков-драматург и художественная культура его времени. М., 1988. С. 410).

С окончанием Гражданской войны Д.Бедный направляет свое ядовитое жало против религии. Примером может служить его сочинение «Занима тельная, дива и любопытства достойная, силы благочестия и убеждения ис полненная и красноречием дышащая повесть о том, как Четырнадцатая ди визия в рай шла» (М., 1923), где поэт глумится и над похотливым попом, и над апостолом Петром, и над целомудренной старушкой Маланьей, и над убиен ными кавалеристами… Все представлено в каком-то разгульном смраде, в ко тором праведная Маланья не может найти пристанища: апостол Петр не про пускает ее в рай по причине девственности: «Хри-сто-ва Не-ве-ста. К плоти презрение! А от доктора есть у тебя удостоверение?»

На это развязное сочинение Булгаков ответил прекрасной новеллой о вахмистре Жилине в романе «Белая гвардия», после прочтения которой еще ярче вырисовывается вся низость официального поэта номер один. А в своем дневнике Булгаков сделал несколько прекрасных записей о Боге. 18 октября: «Итак, будем надеяться на Бога и жить. Это единственный и луч ший способ»; 26 октября: «В минуты нездоровья и одиночества предаюсь пе чальным и завистливым мыслям. Горько раскаиваюсь, что бросил медицину и обрек себя на неверное существование. Но, видит Бог, одна только любовь к литературе и была причиной этого… Но не будем унывать. Сейчас я просмо трел «Последнего из могикан», которого недавно купил для своей библиоте ки. Какое обаяние в этом старом сентиментальном Купере! Тип Давида, кото рый все время распевает псалмы, и навел меня на мысль о Боге… Может быть, сильным и смелым Он не нужен, но таким, как я, жить с мыслью о Нем легче…»

В русском зарубежье Демьян Бедный стал притчей во языцех – настолько «прославился» своими виршами. Саша Черный, написав о нем такие едкие строки в варшавской газете «За свободу» (10 ноября 1924 г., № 302), видимо, отразил общее

Источник